Весь экипаж занял места по расписанию. Дул тихий встречный ветер, и вначале все суда скучились у входа в бухту Наварина. Спустя час задул лёгкий ветерок, и все суда начали лавировать, чтобы выбраться выше входа в бухту и быть на ветру для свободного манёвра.
С первым ударом послеполуденной склянки, оглянувшись ещё раз на корабль Кодрингтона «Азию», Гейден произнёс:
— Пора. Приготовиться атаковать неприятеля!
Одновременно взлетело разноцветие сигналов для кораблей русской эскадры и барабанная дробь разнеслась по всем палубам и помещениям «Азова».
В считанные мгновения офицеры и матросы разбежались по местам, задымились фитили в артиллерийских палубах, канониры прильнули к пушкам. Корни лов обвёл взором матросов. Физиономии их от напряжения вспотели и лоснились. В обширной, от борта до борта, на десятки метров в длину артиллерийской палубе задувал через открытые порты лёгкий ветерок. В проёмах виднелись ближе к носу береговые укрепления и батареи, откуда начали стрелять одиночные пушки по «Азову», но ядра падали в воду с недолётом, поднимали всплески.
Беспристрастные строки историографа отобразили начало сражения.
«Азов» едва успел миновать укрепления Наваринские, как открылся везде неприятельский огонь, залив покрылся дымом, и «Азов», осыпаемый отовсюду ядрами и картечью, как градом, но управляемый благоразумием, опытной и твёрдой храбростью, невзирая на увеличивающуюся дымную темноту, ни на губительный перекрёстный огонь неприятеля, шёл прямо в глубину залива, туда, куда призывали его и долг и честь и куда пути ничто преградить не могло и где он на пистолетный выстрел от вражеской линии лёг на якоря со шпрингами совершенно на своём месте.
Гг. капитаны кораблей и фрегатов, воодушевлённые примером начальника и чувством собственного достоинства, невзирая ни на ужасную канонаду неприятеля, ни на опасности от брандеров, коих они, идя к своим местам, топили, спешно за своим адмиралом становились вплоть неприятелей на якоря со шпрингами, будучи от него осыпаемы ядрами, картечью и пулями, соблюдая в то же время со всей точностью диспозицию, им назначенную, и произведя по всему флангу, ими атакованному. Но такое ли было положение эскадры Кодрингтона? Она легла на якоре со шпрингами и убралась парусами, когда ни единая пуля ещё не свистела. Из французской эскадры только два фрегата — «Сирена» и «Армада» заняли настоящие свои места. «Сципион» свалился с брандером, «Тридан» прикрыл «Сирену», «Бреславль» стал посреди гавани и только в конце сражения исправил свою ошибку.
Напротив же сего, российский адмирал, вспомоществуемый достойными капитанами, ввёл и поставил свою эскадру с таким искусством и точностью, что оное принесло бы честь и тогда, если бы это делали в обыкновенное время и при всех для сего благоприятных обстоятельствах».
На баке «Азова» лихо распоряжался Павел Нахимов. Командуя носовой батареей, он успевал приглядывать за всеми парусами. Обвеваемый ветерком, вольготно чувствовал он себя, то и дело перенося огонь на слабые места неприятельского корабля.
Другое дело на нижнем деке. Сплошь забитая едким пороховым дымом, замкнутая камора палубы походила на ад кромешный, но моряки не робели. То и дело звонко покрикивали капралы:
— Заряжай!
— Выше по клину меть!
— Товсь!
Корнилов только этого и ждал.
— Пали!