Исторические портреты. 1613 — 1762. Михаил Федорович — Петр III

Впрочем, сенсаций и своих было достаточно. В то время как Беринг готовился к своему великому научному открытию, на другом краю огромной страны — в Решетиловке на Полтавщине — произошло тоже очень интересное «открытие». Утром 9 июля 1727 года галдящая толпа притащила ратуше некоего Гаврилу Мовченка, которого громогласно обвиняла в упырстве — вампиризме. Возбужденные поселяне требовали его публичного допроса. Смущенный сотник Иван Гаевский и другие старшины подчинились гласу народа, и Мовченок, к ужасу толпы, во всем сознался: сказал, что упырству учился у своего родственника Ивана Неголи-Постола, и волшебство его состояло в «мазании под плечами неяким зельем». Кроме того, он назвал имена четырех ведьм, с которыми волшебствовал. Ошарашенный признаниями упыря народ требовал поймать этих баб и немедленно утопить. С трудом власти утихомирили толпу, а Мовченка и его товарок под крепким караулом отправили в Полтаву. Там на допросе и с очных ставок Мовченок подтвердил, что ведьмы, «сделав его конем, дожива ездят и погоняют поленом», отправляясь на нем по воздуху в Киев.

Как известно, политический сыск всегда неуязвим перед всякой мистикой и чертовщиной. «Упырь» был высечен и вскоре сознался, что оговорил женщин напрасно, а сам он «всякой новый месяц имеет заворот головы… и объявил себя упырем с безумья». Это признание вполне удовлетворило власти, «ведьм» отпустили, что же стало с «упырем», мы не знаем — история Мовченка канула в прошлое.

Внешняя политика России при Петре II претерпела заметные изменения. Главным конструктором русской политики тогда был А.И. Остерман. Суть послепетровской концепции была сформулирована в письме вице-канцлера русским представителям, отправлявшимся на крупный международный конгресс в Суассоне (лето 1728 года): «Наша система должна состоять в том, чтобы убежать от всего, ежели б могло нас в какое пространство ввести… С цесарским двором остаться в союзе и для нынешних наших персидских дел, которым Бог конец ведает. А с другими державами искать дружбу и союз, смотря по конъюнктурам и обращению тамошних дел».

Союз с Австрией, подтвержденный договором 1726 года, стал главным для России. Обе империи связывала общность интересов в борьбе против Турции в Причерноморье и на Балканах, а также огромные аппетиты в отношении Речи Посполитой, что и обеспечило тесную, скрепленную пролитой кровью имперскую дружбу России и Австрии на долгие годы. После смерти Петра I, непререкаемого и сурового политика, очевиден стал его главный промах — Персидский поход. Создание плацдарма на южном берегу Каспия для хода на Индию привело к огромным невосполнимым потерям. Расходы и жертвы для поддержания русского владычества в Мазандаране и Гиляне перевешивали все эфемерные "пользы» от обладания этими малярийными землями — недаром у персов до сих пор в ходу пословица «Надоело жить — поезжай в Гилян».

Казалось, нет ничего проще — посади солдат на корабли и вези домой, в Астрахань! Но известно, что легче захватить, чем отдать захваченное. После Персидского похода государство Сефевидов приблизилось к краю гибели, уйти из Персии — значило отдать все туркам, усилить тем самым своего заклятого врага — Османскую империю. Еще долго умирали русские солдаты среди зловонных болот Прикаспия, пока наконец Россия не сбросила со своей шеи этот тяжеленный груз: в 1732 году она не воспрепятствовала переходу своих владений в Персии в руки нового могущественного властителя Надир-шаха.