Исторические портреты

Литовские караульные поздно заметили скользящие в темноте тени русских пешцев, штурмовые лестницы уже легли на стены. Первые псковичи забрались наверх, когда из бойниц ударили литовские пушки. Полились потоки горящей смолы, поджигая штурмовые лестницы. Литовцы теснили проникших на стену псковичей, которых становилось всё меньше и меньше. Ударили русские пушки – по гребню стены, по метавшимся с факелами в руках литовцам. С криками подбегала, подняв над головами штурмовые лестницы, «посоха». А в лицо ей языки пламени, ядра и свинцовые пули аркебузов, камни, стрелы, горящая смола. Набегали толпы пешцев и снова откатывались, столь сильно огрызался град Смоленск, свой вроде бы город, а ныне хуже чужого, смертоносный…

Не удался и ночной штурм.

Шесть недель стояли великокняжеские рати под Смоленском, то швыряя ядра из пушек и пищалей, то с воинственными криками бросаясь на приступы. Тщетно!

На исходе февраля великий князь Василий III приказал снять осаду. Наступила ранняя весна, дороги разрушали оттепели и паводки, не оставалось корма для коней. В начале марта войско вернулось в Москву.

И сразу, буквально через несколько дней после возвращения Василия III в столицу, было принято решение о новом походе на Смоленск, теперь уже летнем. В разрядной книге записано: «марта в 17 день приговорил князь великий и с боярами идти к Смоленску в другие». Тогда же была сделана «роспись», где «быть воеводам по украинам береженья для». В Вязьме, на литовской границе, был оставлен «в большом полку боярин князь Данила Васильевич». Это понятно: район Вязьмы являлся тем плацдармом, с которого начнётся новый смоленский поход. Как всегда, «большой воевода» Щеня оказался на решающем направлении войны.

Но второй смоленский поход начался не сразу. «Того же лета июня в 14 день князь великий Василий Иванович всея Руси и пошёл в Боровск своего для дела смоленского, к пришёл в Боровск июня в 18 день, а из Боровска пошёл к Смоленску сентября в 5 день». Сразу возникает два вопроса: почему Василий III пошёл в Боровск, отклонившись к югу от прямой дороги на Смоленск, и почему он простоял там так долго, упуская самые удобные для дохода летние месяцы?

На оба эти вопроса ответ один: реальная опасность вторжения с юга, со стороны крымского хана Менгли-Гирея, который состоял «в единачестве» с королём Сигизмундом. Из Боровска представлялась возможность действовать в любом направлении – и против хана, и против короля. Об этом прямо говорил летописец: в Боровске великий князь «берёгся от своих недругов, от короля польского и от царя крымского». Кроме того, на южную границу, для «украинского бережения», пришлось выдвинуть значительные силы. Пять полков были посланы в Тулу, ещё пять полков заняли оборонительную линию по реке Угре, «посошные люди» и «дети боярские» из разных городов охраняли броды и «перелазы» через реку Оку. В Москву поступали сведения, что Менгли-Гирей собирается напасть «на великого князя украину, на Тулу, и на слуг его, на князей Василия Шемячича и Василия Стародубского» (то есть на «Северскую землю»), что хан уже послал к русским границам «царевича Мухаммед-Гирея и иных своих детей со всеми своими людьми». В июне крымские татары действительно приходили под Брянск, Путивль, Стародуб. Но сам хан, видимо, узнав, что главные силы русского войска не ушли к Смоленску, а стоят в Боровске, не решился на большой поход. В июле на «крымской украине» продолжались небольшие стычки, а затем крымцы ушли. Только тогда начался второй смоленский поход…

Русские воеводы придерживались тактики, уже проверенной во время прошлого похода. Передовые отряды русского войска стремительно ворвались в Литовскую землю, сожгли смоленские посады и прошли дальше, чтобы не дать возможности королю Сигизмунду прислать подмогу. Король в панике писал: «Московский враг опустошает и разоряет наши владения. Литовцы же, охваченные страхом, располагают для защиты лишь своими силами, так как приглашать на помощь иноземцев уже поздно».

Только получив вести от воевод о том, что они «отняли у смолян посады» и успешно продвигаются вглубь Литвы, двинулся из Боровска сам Василий III и «под Смоленск пришёл сентября в 22 день».

Русские воеводы учли уроки прошлой осады и позаботились об усилении артиллерии. По свидетельствам современников, в войске Василия III было две тысячи больших пищалей, «чего никогда ещё ни один человек не слыхивал».

Перед русскими пушкарями стояла трудная задача – Смоленск был первоклассной по тем временам крепостью. Король Сигизмунд хвастливо писал: «крепость мощна, благодаря самой реке, болотам, а также благодаря человеческому искусству, благодаря бойницам из дубовых брусьев, уложенных срубом в виде четырёхугольников, набитых глиной изнутри и снаружи; окружена она рвом и столь высоким валом, что едва видны верхушки зданий, а самые укрепления не могут быть разбиты ни выстрелами из орудий, ни таранами, да и не подрыться под них, ни разрушить или сжечь при помощи мин, огня или серы».