Целый день беглецы потратили на подготовку к этому событию: из рубашек сшили два паруса, из верёвок, взятых с собой, соорудили снасти. Подумывали о том, чтобы силой завладеть каким-нибудь небольшим судном, но подходящего не было видно. И снова двинулись в путь, обходя селения. Головнин впоследствии писал:
«Отчаянное наше положение заставляло забывать все опасности или, лучше сказать, пренебрегать ими. Мы лазали по пропастям, нимало не помышляя ни о смерти, ни о какой опасности... Я только желал, чтобы в случае, если упаду, удар был решителен, дабы не мучиться нисколько от боли».
«1 мая весь день просидели в лесу, на косогоре, и видели много людей, переходивших реку вброд. Возможно, это была погоня, но удалось от неё уйти к морю. Лишь бы нашлась подходящая лодка... Но в то самое время, когда мы занимались изобретением способов к нашему спасению, судьба готовила нам другую участь. Мы увидели, что люди стали ходить кругом нас по тропинкам... Стали спускаться в лощину... Но не успели мы сойти на самый низ оной, как вдруг лощину с обеих сторон обстали люди, прибежавшие и приехавшие верхами. Они подняли страшный крик...»
Это были солдаты с ружьями и луками со стрелами, — несмотря на владение огнестрельным оружием, луки были ещё в ходу у японцев.
Сначала захватили четверых, потом сами сдались спрятавшиеся было в кустах Головнин и матрос Макаров. Побег не удался...
Когда в России шла война...
Всего неделю пленники были свободны, а теперь их снова вели со связанными руками в селение. «Впрочем, не делали никаких обид или ругательств, но, напротив того, приметив, что я хромал и не мог без большой боли ступить ногой, двое из них взяли меня под руки и помогали подниматься на горы», — отмечал Головнин.
Выяснилось, что погоня обнаружила беглецов давно и следила за ними, но не нападала, опасаясь возможных жертв. «Когда мы проходили селения, то весь народ сбирался смотреть на нас, но, к чести японцев, и теперь должен сказать, что никто не делал нам никаких обид, а смотрели на нас все с видом сожаления; из женщин же некоторые, подавая нам пить и есть, смотря на нас, плакали...» Головнин в этом месте добавил: «Вот чувствования народа, который некоторые просвещённые европейцы называют варварским!»
Начались допросы. Японские начальники выяснили, что пленники не знали местных законов и не собирались причинить вреда японцам, а хотели только одного — вернуться в своё отечество. Их простили, оставив в тюрьме впредь до решения их судьбы. Японцам понравилось, что Головнин всю вину взял на себя. После побега отношение к пленникам стало заметно лучшим.
В начале сентября 1812 года в далёкой России сражение на Бородинском поле спасло Россию от иноземного нашествия. Наполеон вошёл в оставленную Москву и вскоре был вынужден уйти из неё. В эти дни узникам в Японии, ничего не знавшим о событиях на родине, показали письмо командира «Дианы» Рикорда к начальнику острова Кунашир. Он писал, что по высочайшей воле государя императора привёз японских моряков, спасшихся после кораблекрушения у берегов Камчатки, и просит разрешения взять воды на берегу. Просил сообщить также о том, когда будут отпущены вероломно захваченные моряки с «Дианы». Пока это извещение не будет получено, «Диана» останется в гавани. Шлюп вошёл в залив Измены острова Кунашир вместе с транспортом «Зотик».
В личном письме Головнину Рикорд писал, что «в надежде и страхе ожидает ответа», не зная, жив ли он и его спутники.
Японцы взяли оба письма, чтобы перевести их. Но для того чтобы сообщить Рикорду, что его товарищи живы, сказали они, требуется разрешение самого императора.
Один из привезённых Рикордом японцев передал ему ложное сообщение о том, что русские умерли. В ответ Рикорд захватил японское судно, с которого снял пятерых моряков и увёз их на Камчатку. Ситуация снова осложнилась. Но в конце года появились слухи, что японцы намерены освободить пленников, и, встречая 1813 год, они, как писал Головнин, «из бездны отчаяния поднялись до некоторой степени надежды».
Только 10 мая им разрешено было написать записку о том, что «все живы», которую обещали передать на любое русское судно, пришедшее в гавань Кунашира. «Диана» появилась на десятый день. Вместе с запиской побывал на ней матрос Симонов и курилец Алексей. Рикорд увёл «Диану» в Охотск, пообещав вернуться через месяц.
Ещё две недели минуло, прежде чем пришёл ответ от Рикорда. Потом вернулись и Симонов с Алексеем. Вот как выразил свои чувства по этому поводу Головнин:
«Два года мы не слыхали не токмо о России, но ниже о какой-либо просвещённой части света: даже и японские происшествия не всё нам объявили, да и могли ли они нас занимать? Япония для нас была другим миром».
Тем временем преследуемые армией Кутузова наполеоновские войска бежали из России и русские вошли в Париж. Война закончилась. Неграмотный матрос Симонов сообщил только, что «француз с тремя другими землями, которых назвать не умел, напал на нас и был уже в шестидесяти вёрстах от Смоленска».