Словом, нужно ли удивляться тому, что до сих пор историки и писатели, говоря о репрессиях опричнины, ограничиваются упоминанием лишь каких-то ключевых фигур общества той трагической жуткой поры. В результате формировавшийся почти пять столетий обиходный взгляд на прошлые события, иначе говоря, своего рода исторический «ширпотреб», который постепенно оседает в памяти не обремененной излишней образованностью массы, сохраняет имена лишь высшего нобилитета, который всегда легко заподозрить в той или иной степени нелояльности своему суверену. А между тем царская расправа отнюдь не сводилась к ним одним, на пыточной дыбе рядом с ними корчились многие, о которых забывает память не только народа, но подчас и профессиональных исследователей прошлого. Повторим хотя бы то, что эти расправы никак не могли миновать родных и близких. А ведь в сознании не то что самого убийцы, но даже стороннего наблюдателя событий едва ли кто из них мог быть свободен от сочувствия тому, за что казнили главу дома. Но мало того, следует напомнить, что всякий боярский род – и не в одной только России – это еще и весьма развитая клиентелла, часто включавшая в себя людей с хорошо развитым честолюбием; любой из них всегда был окружен фигурами, которые и сами иногда принадлежали к довольно громким фамилиям. Добавим сюда еще и многочисленную челядь, которая от своих отцов и матерей перенимала преданность и верность хозяевам. Расправа с главой дома ломала судьбы и всего этого окружения. Но там, где насилие остается в пределах какой-то «разумной» меры, всем этим еще можно пренебречь. Когда же террор преступает всякие пределы, он уже не может оставлять за собой бесчисленные сонмы обиженных: его безумие обязано поглотить и их, чтобы исключить даже самую мысль о возможности отмщения. И, перелившееся через край, остервенение царского гнева выжигало уже не просто гнезда государственной измены, расправа вершилась над всею Россией, ибо разлитую в самом воздухе страны отраву можно было уничтожать только всеобщим очистительным пожаром.
Нет, на пыточной дыбе корчились вовсе не отдельные фигуры ближнего царева круга – весь врученный его водительству народ стал объектом его кровавой мести.
Кстати, Н.М.Карамзину, который предвидел многое, не исключая, может быть, и того, что в окружении монархов его подчас будут прозывать «негодяем, без которого народ не догадался бы, что между царями есть тираны» (свидетельство декабриста Н.И.Лорера), пришлось предпринять тонкий тактический ход, чтобы опубликовать главы, относящиеся к царствованию Иоанна. В оправданном его талантом расчете на литературный успех поначалу он издал только первые восемь томов своей «Истории государства Российского». Критика государей, конечно, встречалась и там, но была весьма умеренной, совсем иное дело девятый… Но после их появления в свет остановить публикацию «ужасной перемены в душе царя и в судьбе царства» стало уже решительно невозможным.
Меж тем и сегодня историографическая мысль оказывается в плену все тех же представлений, против которых когда-то восстал Карамзин. Вот например, характеризуя XVI столетие Зимин А.А., Хорошкевич А.Л. в «России времени Ивана Грозного» замечают: «бурное развитие гуманистических теорий сочеталось с истреблением тысяч инакомыслящих во Франции, с деспотическим правлением взбалмошных монархов, убежденных в неограниченности своей власти, освященной церковью, маской ханжества и религиозности прикрывавших безграничную жестокость по отношению в к подданным. Полубезумный шведский король Эрик XIV запятнал себя не меньшим количеством убийств, чем Грозный. Французский король Карл IX сам участвовал в беспощадной резне протестантов в Варфоломееву ночь 24 августа 1572 г., когда была уничтожена добрая половина родовитой французской знати. Испанский король Филипп II, рассказывают, впервые в жизни смеялся, получив известие о Варфоломеевой ночи, и с удовольствием присутствовал на бесконечных аутодафе на площадях Вальядолида, где ежегодно сжигались по 20-30 человек из наиболее родовитой испанской знати. Папа не уступал светским властителям Европы. Гимн «Тебя, Бога, хвалим» был его ответом на события Варфоломеевой ночи. В Англии, когда возраст короля или время его правления были кратны числу «семь», происходили ритуальные казни: невинные жертвы должны были якобы искупить вину королевства. По жестокости европейские монархи XVI в., века формирующегося абсолютизма, были достойны друг друга».