Август — птиц отлет: иволги стаями к югу тянутся, а под ними стрижи стригут, будто стрелы татарские, — пронзительно…
Андрей своих людей берег, велел шишаки и кольчуги пока во вьюки увязать, налегке ехать. До устья Рановы не близко, а успеть надо первыми. Ордынцы — то ли далеко, то ли рядом, кто скажет? Не приходят больше путники из Дикого Поля, словно его кто частоколом отгородил. На себя одна надежда. Недоглядишь — погибнешь…
Вот и устье Рановы по ту сторону реки Прони видать, назначенное место. Берега высокие, течение тихое, воды по жаркому времени немного. Прозрачна пронская вода, как стекло, брод нащупывать не надо — виден с берега, как мост желтый, песчаный. Плохо это, ох как плохо!
В лесу над бродом велел Андрей шалаши ладить, стан разбивать. Здесь ордынцев ожидать надо, здесь. Лето к концу клонится, самое подходящее время для ордынцев. Ордынцы всегда к осени норовят налететь. Мужик рожь соберет, сено в стога уложит, скотина на травных лугах мясо нагуляет — вот тут-то и наскочит татарин, и все именье заберет. И самого мужика заберет, и жену его, и ребятишек. Полонянники в Орде ценятся, особенно в последние годы. Дороги стали полонянники, князь великий Дмитрий Иванович рубежи обороняет, труднее стало ордынцам в русские земли приходить, опаснее. Но еще пробуют ходить, вороги…
Первые ордынские разъезды появились у Прони на самом исходе августа. Всадники в полосатых халатах и бурых войлочных кафтанах, с луками за спиной, бойко поскакивали на маленьких лохматых лошадках, подъезжали к самой воде, а иные и стрелы пускали через реку, в кусты ивняка, — вдруг кто откликнется, выдаст себя?
Андрей приказал своим людям сидеть тихо, только гонца первого послал, сказать на Москве, что ордынцы-де в малой силе у реки Прони, броды и перелазы вынюхивают, а большого коша пока нет.
И тогда Андрей своей заставы не выдал, когда ордынцы, осмелев, через реку перебрели, погнали по рязанской дороге сотней конных. Велел только людям поглубже в лес уйти да по сторонам посматривать усторожливо. Сам возле берега на дуб забрался.
Листва у дуба осенней желтизной тронута, но еще густая, так что сидеть можно было безопасно. А под дубом, в большой промоине, конь Андрея, и запасных еще два, и коновод верный — Сенька Мылец, старый московский знакомец. Ничем Сенька самому Андрею не уступит: ни смекалкой, ни ловкостью, ни воинским уменьем. Будь Сенька не крестьянский сын, а из детей боярских, то, может быть, он бы сам на дубе сидел, а Андрей его коней стерег, кто знает? Но Сеньке обижаться грех. Чей кто сын — это от бога. Андрей же Сеньку любит…
Минул Семенов день.[77]
Примета есть, что в тот день ужи на берег выходят, ползут по лугам на три версты.Выходили ли ужи в этот год из реки, Андрей не видел. Не до ужей было. За ордынцами успевай доглядывай, все больше и больше их копилось. Сотнями перебирались через реку, юрты на нашем берегу ставили, костры палили — будто на кочевье у себя, в Диком Поле.
Еще одного гонца послал Андрей, а с гонцом такие слова: «Множают татары у Прони, а коша нет!»
То ли третье, то ли пятое было число месяца сентября — Андрей со счета сбился, но поутру в тот день будто черная туча поднялась на полях за Проней, покатилась к нашей стороне. Задрожала земля под десятками тысяч копыт, спряталось солнце в пыльном мареве — и потемнело окрест. Главный кош Бегича приближался к реке Проне.
Третий гонец, нахлестывая коня, поскакал к московской стороне.
А следом четвертый гонец повез уже прямую весть: «Татары возятся Проню!»
Пришло время снимать заставу. Андрей повел свое ополовиненное воинство в обход, через леса, чтобы выйти впереди ордынского коша, снова послать вести о нем и опять успеть обходными путями забежать наперед. В том он видел теперь свою службу.
Добежали ли гонцы благополучно до Москвы, Андрей не знал, как не знал и того, что не только его застава посылала вести и что великий князь Дмитрий Иванович, уже переправившийся с полками через Оку, точно рассчитал движение Бегича и назначил место битвы — на рязанской реке Воже.
Русские полки пришли к Воже раньше ордынцев.
Передовые сотни Бегича с визгом, воем, устрашающими криками кинулись к реке. Взметнулись черные татарские стрелы, зачиркали на излете по шишакам и кольчугам русских ратников. В ответ ударили тяжелые русские самострелы. Ордынская конница откатилась от берега.
Медленно подтягивался к Воже ордынский кош: конные тысячи, обозы, крытые повозки, табуны запасных коней и стада верблюдов с тяжестями. Грибами-поганками вырастали на татарском берегу войлочные юрты. Запоздалыми луговыми цветами вспыхивал яркий шелк на шатрах темников и мурз. Тысячи костров окутали дымом и берег, и реку.