Я спросил маму, рассказала ли она отцу, что моего деда и его отца расстреляли. Она ответила, что рассказала всё и проплакала всю ночь. Отец ее утешал, но она не верила его словам. Помолчав, мама сказала горькую фразу: «Наверное, Ваня, мы останемся без папы». И снова начался для нас с мамой ужас ожидания. Тогда, несмотря на заслуги многих ветеранов испанских событий, и без вины расстреляли. А у нас дед расстрелян, как враг народа. От отца никаких вестей не было, и мы решили, что действительно остались одни. Я перестал ходить в школу. Какой смысл в этом, если мы каждый день ждали ареста. Мать постоянно молчала и, даже когда я ее спрашивал, почему она молчит, ничего не отвечала. Я перестал ходить на улицу. Наш дом превратился в гроб. Так прошел целый месяц. И вдруг приезжает мой батя, да как! Во-первых, в его петлицах шпала, что означало тогда воинское звание капитан, а во-вторых, на его груди орден «Красное Знамя». Мы просто обомлели, настолько сильное это было переживание для нас. А когда моему отцу устроили почетную встречу, мы вообще не знали, что делать. Как оказалось, он был первым командиром, который после Гражданской войны получил такой орден.
Отец рассказал нам, что доложил своему непосредственному начальнику Хаджи-Умар Джиоровичу Мамсурову о расстреле отца, когда вернулся в порт. И тот ему сказал: «Коля, ты дрался в Испании, как положено русскому человеку. Так продолжай служить Родине, куда бы тебя ни направили». Отец ответил, что он так и сделает.
Он успокоил нас, сказав, что все страхи позади, а впереди нас ждет отпуск, который ему предоставили в санаторий Судак, куда ему дали путевку для отдыха с семьей. А еще отец сказал, что до отъезда в Крым он должен из порта пригнать машину, которую он купил в Лондоне.
Когда мы ехали, милиционеры, услышав наш необычный сигнал, нас беспрепятственно пропускали. Ведь это была иномарка, причем еще с иностранными номерами.
В Судаке мы прекрасно отдохнули, я подружился с другими офицерами, воевавшими в Испании».
В 1938 году произошла замена Х.У. Мамсурова, Н.К. Патрахальцева и Н.И. Щелокова. Николай Иосифович рассказывал о сложностях вывода их группы советников в СССР своему сыну Ивану. Спустя многие годы, в конце своей жизни, Иван Николаевич попытался восстановить рассказ своего отца. Возможно, в его рассказе есть неточности, но мы приводим его без изменений.
«Уходили мы, Ваня, я, Хаджи Мамсуров, Николай Кириллович Пат-рахальцев и еще около двадцати человек других так называемых советников, кто еще остался в живых, на подводной лодке нашего ВМФ. Командир сказал, что по топливу мы сможем дойти до Франции, а там планировалась дозаправка.
Долго шли под водой. Ты себе представить не можешь, что такое подводная лодка, а тем более наша маленькая «Щука». А нас там было около двадцати, не считая команду. В лодке теснота и духота, ведь она не рассчитана на дополнительных пассажиров. Но и команда, и мы сами мужественно терпели. Всплыть было невозможно, поскольку за нами шли немецкие миноносцы, которые искали нас, чтобы потопить. Но благодаря мастерству командира лодки нам удалось от них оторваться. Когда через 12 часов поняли, что больше погони нет, всплыли. Немного отдышались, и командир снова приказал всем спуститься в лодку. Ночью подошли к французскому берегу. Но видимо, прошла утечка информации, и на берегу нас всех арестовали и отправили в концлагерь. К счастью, лодка смогла отойти. Не знаю, как ей удалось заправиться и дойти до Родины.
В лагере нас допрашивала французская контрразведка. Но нас сразу предупредил Хаджи, который был старшим: «Молчите, ребята, и нас выручат». Мы и молчали на допросах. Правда нас не били. Примерно, через месяц Компартия Франции по указанию Коминтерна организовала наш побег. Из лагеря мы ушли без единого выстрела, видимо, вся охрана была куплена. Из лагеря нас бежало более двадцати человек, потом мы перебрались через Ла-Манш и приехали в Лондон.