— Розумем! (Понимаем!)
Бойцы Орловского оцепили поезд, а я со своими ребятами стал переходить из вагона в вагон. Офицеры и охрана экспресса без сопротивления сдали оружие. В почтовом вагоне мы изъяли содержимое денежного ящика и корреспонденцию. Муха-Михальский написал по-польски расписку, в которой указал, что поезд был задержан повстанцами под его командованием, деньги конфискованы для нужд трудового народа, а частная корреспонденция спустя два-три дня будет доставлена адресатам через почтовые отделения.
Вся эта операция без единого выстрела заняла не более тридцати минут.
Выйдя из вагона, мы разрушили телеграфную связь и приказали поездной бригаде не двигаться с места в течение двух часов. Сами же, прихватив трофеи — оружие, почту и деньги, через топкие болота и камышовые заросли Полесья выбрались на сухое место и после небольшого отдыха двинулись в лагерь Орловского.
Назавтра вездесущие разведчики доложили, что утром на разъезд прикатил бронепоезд и стал усиленно обстреливать из пушек и пулеметов окрестные леса. Увы, резвые паны опоздали по меньшей мере на восемь часов.
Когда мы вернулись в лагерь, партизан Муха-Михальский, изящно щелкнув каблуками, попросил у Орловского разрешения отдохнуть и затем, не снимая ремней, кобуры и шашки, улегся в своем шалаше.
— Ну, как, пан Муха-Михальский? — улыбаясь спросил меня Кирилл Прокофьевич.— Как вам понравилась истекшая ночка?
— Добже, пан Муха-Михальский, — в тон ему ответил я.— Добрая ночка выдалась. Побольше б таких!
Через сутки мы распрощались и направились на свою базу».
20 декабря цепочка партизан выступила из лагеря. День выдался морозный и вьюжный, путь долгий, идти было трудно. Особенно тяжело пришлось Константину Аба-новичу, который недавно перенес воспаление лёгких. Его мучил непрерывный кашель. Чтобы не выдать группу, он засунул в рот рукав пиджака и старался не кашлять.
Семь часов шли мы к местечку по белой целине, снег облепил нас с ног до головы, мы стали словно в маскировочных халатах. Нас нагнали легкие санки. Пришлось их задержать. Это оказался войт (староста) Городокской волости, мы его обезоружили и взяли под стражу до окончания операции. Он вёл себя смирно, охотно отвечал на вопросы. Виктор Залесский, Александр Сысун и Владимир Щебет воспользовались его санками, чтобы быстро проскочить в Городок и снять охрану.
Я разбил бойцов на три группы. Первая во главе с Филиппом Литвинковичем сделала засаду на дороге, идущей из Моло-дечна. Со второй группой Филипп Яблонский должен был захватить почту и телеграф. Третью, штурмовую, в составе 20 человек я повел в атаку на казарму и штаб гарнизона.
Повторилась та же картина, что и в предыдущих налётах: ружейный и пулемётный огонь, гранаты — и враг побежал. В два часа ночи на восьми санях, захваченных в полицейском участке, мы покинули местечко, увозя трофейные пулемёты, винтовки, боеприпасы и документы польских властей.
Метель продолжала бушевать, но это уже было нам на руку, потому что она заметала наши следы. В такую погоду никакая погоня не грозила партизанам, и к утру мы спокойно вернулись на базу».
«Мы выбрали районом действия Воло-жинский уезд и летом 1924 года запланировали разгром гарнизона в местечке Вишневе. На разведку ушли Дмитрий Балашко и Аким Бубневич. Трое суток не возвращались они, и я стал подумывать, не послать ли еще разведчиков, но на четвертую ночь оба наконец появились, усталые, измождённые, с исчерпывающей информацией. Из их сообщения стало ясно, что операцию откладывать нельзя, хотя отряд был не в полном составе: Филипп Яблонский отправился с большой группой на задание в Ош-мянский уезд. Подсчитав силы, я решил, что их достаточно. Партизаны крайне редко побеждают числом, главное их оружие — внезапность, гибкий манёвр и беспредельная храбрость.
Наш лагерь находился в Налибокской пуще. В середине июля мы вышли на операцию. В урочище Бомбали сделали привал; я с Дмитрием Балашко конкретизировал отдельные пункты плана: в первую очередь нарушаем связь гарнизона со станцией Богданово и городом Воложином, затем снимаем часовых и нападаем на основные силы.
В ночь на 19 июля мы достигли местечка, перерезали телефонные и телеграфные провода. Тут разразилась страшная гроза. Некий хозяин бросился на подводе спасать свое сено, оставленное на лугу, на обратном пути мы его остановили, заверили, что имущество будет ему возвращено, а в сено посадили Петра Иоду и Михаила Щербацевича. Так они въехали в местечко, нарушили еще одну линию связи, а потом распбложились с пулемётом в засаде. Шесть партизан ушли снимать часовых, а через двадцать минут к центру Вишнева двинулся я с главным ядром бойцов.
Мы шли по обеим сторонам улицы, как будто гуляли. Жители еще не все заснули, то и дело нам попадались влюбленные парочки и подвыпившие мастеровые.