Я хотел было шагнуть вслед за ним, но Барилов удержал меня,
— Вас отнесет слишком далеко. Пока возились с этим парнем, добрый десяток километров пролетели! Самолет-то не стоит на месте!..—прокричал он.
Самолет сделал круг, вернулся к месту, где десантировалась группа. Я выпрыгнул, парашют благополучно раскрылся, и я стал плавно опускаться на землю.
Основным нашим ориентиром было озеро. Пристально всматриваюсь вниз, стараясь поймать отблеск водной глади, но озера и в помине нет. Земля приближается навстречу все быстрей и быстрей. И чем она ближе, тем — странное дело — увереннее я себя чувствую.
Толчок. Проваливаюсь куда-то. Болото! Не будь вещмешка — ушел бы с головой в трясину... С трудом выбрался из нее, утопил парашют, отполз в сторону метров на двести. Прислушался — тишина. И вдруг луч света впился в черную толщу неба. Раздались выстрелы.
Я достал фонарик, опустил зеленое стекло. Просигналил. Еще! Еще! Наконец замелькали ответные огоньки: первый, второй, третий, четвертый...
Собралось пять человек. Шестой, Миша Роднюк, на сигналы не отозвался. Я торопливо рассказал товарищам, как неладно у него вышло с парашютом. Николай Сидельников тяжело вздохнул:
— Вот так бывает: еще ничего не сделали, а неприятности уже начались.
Снова послышались выстрелы. Надо скорее уходить. Если немцы заметили наш самолет, круживший над лесом, то они догадались, что он кого-то сбросил в этот район, и наверняка сюда уже спешит поисковый отряд. Вполне возможно, что район нашего приземления даже оцеплен.
Но как уйти и оставить товарища? Правда, такой вариант был предусмотрен: если кто-то отстанет от группы, встречаемся в условленное время^у партизанского связного. Но одно дело — обдумывать подобные варианты дома, и совсем другое — принять решение здесь, под носом у врага. Ну, уйдем мы отсюда, а Роднюк, может, где-нибудь совсем рядом с нами: его могли ранить, мог удариться во время приземления и потерять сознание...
Даю команду: рассредоточиться и двигаться цепочкой. Вдруг повезет и мы наткнемся на Мишу? Но поиск ничего не дает, Роднюк точно провалился сквозь землю.
Стрельба все усиливается. Явственно послышался лай собак. Плохо дело. По следу идут ищейки. Надо уходить!
Через каждые три-четыре километра мы останавливаемся, прислушиваемся, делаем передышку. Выстрелы и тявканье собак неотступно следуют за нами. Мы идем уже несколько часов безостановочно. Стараемся не сбиваться с заданного направления и в то же время держаться в стороне от проезжих дорог и населенных пунктов. Люди стали выбиваться из сил. У многих на ногах появились кровавые мозоли.
Незаметно наступила ночь. В темноте, боясь, чтобы кто-нибудь из нас не потерял сознание и не упал, внимательнее смотрим друг за другом. Я понимал: необходим отдых, хотя бы на час. Если не передохнуть, преследующие смогут настигнуть нас — вконец обессилевших, неспособных к сопротивлению...
Вдруг впереди на фоне ночного неба возникли чахленькие березки и сосенки, заблестела вода. Болото! Решаем идти напрямик, по воде,— овчарки потеряют след.
Ноги вязнут в тине. Ребята, крепко держа автоматы в руках, как слепые, идут друг за другом. С великим трудом, но все же шаг за шагом продвигаемся вперед.
Наконец выбираемся на заросший кустарником островок. Вот тут и остановимся. Немцы сюда не полезут, наверняка пойдут в обход болота. Это даст нам выигрыш во времени. Передохнем и снова двинемся дальше.
И тут случилось то, чего я боялся, — глянул на товарищей, а они спят: кто сидя, кто лежа, кто ухитрился даже на корточках. Мой заместитель по политчасти Николай Сидельников, который все время подбадривал разведчиков, сидит, уронив голову на руки.
— И ты спишь, Николай? — Я трогаю его за плечо. Он вскидывается, пытается раскрыть глаза:
— Нет, не сплю... — и снова роняет голову.
«Не хватает еще уснуть командиру!» — подумал я. Кое-как добираюсь до берега, плещу в лицо ледяной водой. Прислушиваюсь к выстрелам, к лаю собак: погоня, приблизившись к берегу, свернула направо — не пошла по болоту.
Проходит тридцать минут, сорок, пятьдесят... Нет больше сил бороться со сном. Глаза смыкаются сами — вот-вот усну. И бери тогда нас голыми руками! Решил разбудить Сидельникова— пусть теперь он постоит на часах, а я отдохну. И как раз в это время тишину нарушает длинная очередь. Следом— вторая. По лающему звуку узнаю немецкий пулемет. С куста, под которым я стоял, посыпались ветки. Но никто из ребят даже не шевельнулся. Все продолжают спать беспробудным сном. Подбегаю к одному, хватаю за шиворот, трясу—бесполезно. К другому, к третьему— тот же результат. Я растерялся. Надо отходить немедленно, а они спят... И кричать нельзя. Что делать?
— Немцы!.. — в отчаянии негромко говорю я как бы самому себе. И... свершилось чудо — все мигом проснулись,
вскочили на ноги. А Николай Сидельников — так тот был уверен, что и не спал вовсе.
Мы снова погружаемся по пояс в болото и идем в западном направлении, взяв чуть правее выстрелов. Начинает светать. Резче вырисовываются силуэты сосен, берез.