На Потемкина часто находили минуты хандры и уныния, что случалось с ним обыкновенно тогда, когда он встречал какие-либо препятствия к осуществлению своих планов или был раздражен придворными интригами, направленными против него. В такие минуты он затворялся в своем кабинете, никого к себе не принимал, ничем не занимался и почти все время лежал на диване, грызя ногти и потирая лоб. Однажды, в бытность его президентом Военной коллегии, он впал в подобное мрачное настроение духа, которое продолжалось несколько дней. Между тем по коллегии накопилось много нужных дел, требовавших немедленного разрешения. Правитель канцелярии князя Попов был тогда в отлучке, и чиновники не знали, что им делать; после долгого совещания один из них, молодой человек по фамилии Петушков, вызвался отправиться к князю и уговорить его подписать бумаги. Все сочли такой вызов за шутку, но Петушков, подстрекаемый желанием отличиться, к общему изумлению забрал под мышку целую кипу бумаг и бодро вошел в кабинет князя. Потемкин сидел на софе в халате, босой и нечесаный. Петушков смело и с жаром высказал ему, что дела, вследствие медленности, могут прийти в расстройство, и просил его подписать бумаги. Потемкин молча выслушал Петушкова, молча взял перо и подписал все бумаги одну за другой. Торжествующий Петушков, с восторгом и радостью на лице, бежит в канцелярию, крича издали: «Подписал! Подписал!» Все с любопытством и недовернем бросаются к нему, смотрят: бумаги действительно подписаны, но только вместо «князь Потемкин» везде написано «Петушков. Петушков. Петушков»… Последовал общий взрыв смеха, и пристыженный смельчак долгое время не мог отделаться от острот и насмешек товарищей. (1)
Один из офицеров Черноморского казачьего войска, имевший чин армейского секунд-майора, сделал какой-то проступок. Когда Потемкин узнал об этом, то велел позвать к себе войскового судью Головатого и сказал ему.
— Головатый! Пожури его по-своему, чтоб впредь этого не делал.
— Чуемо, наияснейший гетмане! — отвечал Головатый и на другой день явился с рапортом к Потемкину:
— Исполнили, ваша светлость!
— Что исполнили? — спросил князь.
— Пожурили майора по-своему, как ваша светлость указали.
— Как же вы его пожурили, расскажи мне, — сказал Потемкин.
— А як пожурили? Просто, наияснейший гетмане! Положили да киями так ушкварили, що насилу встал…
— Как, майора?.. — закричал князь. — Как вы могли?!
— Правда-таки, що насилу смогли, — отвечал Головатый, — едва вчетвером повалили, не давался, одначе справились. А що майор? Не майорство, а он виноват. Майорство при нем и осталось. Вы приказывали пожурить, вот он теперь долго будет журиться, и я уверен, что за прежние шалости никогда уже не примется. (1)
Как-то раз Суворов прислал к Потемкину с донесением ротмистра Софийского кирасирского полка Линева, человека умного, образованного, богатого, но вместе с тем весьма невзрачного. Посланный был тотчас же представлен князю. Принимая от Линева депешу, Потемкин взглянул на его некрасивое лицо, усмехнулся, скорчил гримасу и произнес сквозь зубы: «Хорошо! Приди ко мне завтра утром». Когда на другой день Линев явился к князю, последний пристально посмотрел на него, опять улыбнулся, скорчил гримасу и сказал: «Ответ на донесение готов, но ты еще мне нужен — приди завтра». Такое обращение Потемкина оскорбило самолюбивого Линева, и он довольно резко отвечал князю: «Я вижу, что вашей светлости не нравится моя физиономия: мне это очень прискорбно, но рассудите сами, что легче: вам ли привыкнугь к ней или мне изменить ее?» Ответ этот привел Потемкина в восхищение, он расхохотался, вскочил, обнял Линева, расцеловал его и тут же произвел в следующий чин. (1)
Однажды Потемкин спросил себе кофе. Адъютант тотчас же пошел приказать метрдотелю. Не прошло минуты, адъютант бросился торопить метрдотеля. Через несколько секунд князь с нетерпением снова начал требовать кофе. Все присутствовавшие по очереди спешили распорядиться скорейшим удовлетворением его желания.
Наконец кофе был принесен, но Потемкин отвернулся и сказал: — Не надобно. Я только хотел чего-нибудь ожидать, но и тут лишили меня этого удовольствия. (1)
Как-то раз за ужином Потемкин был очень весел, любезен, говорлив и шутил безпрестанно, но потом вдруг задумался, начал грызть ногти, что означало всегда неудовольствие, и наконец сказал: — Может ли быть человек счастливее меня? Все, чего я ни желал, все прихоти мои исполнялись как будто каким очарованием. Хотел чинов — имею, орденов — имею, любил играть — проигрывал суммы несчетные, любил давать праздники — давал великолепные, любил покупать имения — имею, любил строить дома — построил дворцы, любил дорогие вещи — имею столько, что ни один частный человек не имеет так много и таких редких. Словом, все мои страсти выполнялись.
Сказав это, Потемкин с силою ударил фарфоровой тарелкой об пол, разбил ее вдребезги, ушел в спальню и заперся. (1)
Однажды в Сенате Разумовский отказался подписать решение, которое считал несправедливым.