Исторические рассказы и анекдоты из жизни Русских Государей и замечательных людей XVIII–XIX столетий

— Слышь ты, какая беда, — возразил князь.

— Не верьте, батюшка, — вмешалась мещанка, — он лжет, хочет разорить меня, несчастную! Вещи у него спрятаны дома.

— Так прошу тебя, Адам Адамыч, — продолжал князь, — присесть к столу моему.

— Помилуйте, ваше сиятельство. — отвечал немец с поклонами, — много чести! Не извольте безпокоиться. Я могу стоять в присутствии вашей великой особы.

— Полно, Адам Адамыч, болтать вздор, — сказал князь, улыбаясь, — ты у меня не гость. Я с тобой разделаюсь по своему. Садись. Бери перо и пиши к своей жене, по-русски, чтоб я мог прочесть: «Пришли мне с подателем вещи мещанки N.N., у нас хранящиеся».

Немец, взявшись за перо, то бледнел, то краснел, не знал, на что решиться, и клятвенно уверял, что у него нет вещей.

— Пиши! — вскрикнул князь грозно, — что я тебе приказываю. Иначе будет худо.

Записка была написана и отправлена с ординарцем князя. Через несколько минут он привез вещи. Отдавая немцу деньги, князь сказал:

— Ты имел полное право не возвращать вещей, несмотря на убеждения бедной женщины и на мои просьбы, но когда посредством клятв надеялся овладеть ее собственностью, разорить несчастную, покушался обмануть меня, начальника города, то, признавая в тебе лжеца, ростовщика, на первый раз дозволяю возвратиться к себе домой и помнить, что с тобою было. Попов, — прибавил князь, обращаясь к правителю своей канцелярии, — не худо бы записать его имя в особую книгу, чтоб он был у нас на виду. (1)

* * *

Петербургский обер-полицмейстер Рылеев, отличавшийся необыкновенною исполнительностью и вместе с тем ограниченным умом, явился однажды в дом к придворному банкиру Сутерланду и велел доложить ему, что имеет надобность видеться с ним немедленно и передать весьма важное приказание Императрицы Екатерины II.

Сутерланд тотчас же пригласил Рылеева к себе в кабинет.

— Господин Сутерланд. — сказал Рылеев с крайним смущением, — я, к прискорбию моему, получил от Императрицы поручение исполнить ее приказание, строгость которого меня пугает. Не знаю, за какой поступок, за какое преступление вы подверглись гневу Ее Величества.

— Я тоже ничего не знаю, — отвечал Сутерланд, — и, признаюсь, не менее вас удивлен. Но скажите же, наконец, какое это приказание?

— У меня, право, недостает духу, чтоб объявить вам его.

— Неужели я потерял доверие Императрицы?

— Если б только это, я бы не так опечалился, доверие может возвратиться, и место вы можете получить снова.

— Так что же? Не хотят ли меня выслать отсюда?!

— Это было бы неприятно, но с вашим состоянием везде хорошо.

— Господи! — воскликнул испуганный Сутерланд. — Может быть, меня хотят сослать в Сибирь?

— Увы! И оттуда возвращаются!

— В крепость меня сажают, что ли?

— Это бы еще ничего, из крепости выходят.

— Боже мой! Уже не иду ли я под кнут?

— Истязание страшное, но от него не всегда умирают.

— Как! — вскричал с ужасом банкир. — Моя жизнь в опасности? Императрица, добрая, великодушная, на днях еще говорила со мной так милостиво… неужели она захочет… но я не могу этому верить! О, говорите же скорее! Лучше смерть, чем эта неизвестность!

— Императрица, — отвечал уныло обер-полицмейстер. — приказала мне сделать из вас чучело…

— Чучело! — завопил пораженный Сутерланд. — Да вы с ума сошли. И как же вы могли согласиться исполнить такое варварское приказание, не представив ей всю его жестокость и нелепость?

— Ах, любезнейший господин Сутерланд, — я сделал то, что мы редко позволяем себе делать: я удивился и огорчился, и хотел даже возражать, но Императрица разгневалась, упрекнула меня за непослушание и грозно велела мне выйти и тотчас же исполнить ее приказание. Вот ее слова, они мне и теперь еще слышатся: «Ступайте и не забывайте, что ваша обязанность безпрекословно исполнять все мои приказания».

Можно вообразить удивление, гнев и отчаяние бедного банкира. Обер-полицмейстер дал ему четверть часа сроку, чтоб привести в порядок дела. Сутерланд начал умолять Рылеева позволить ему написать к Императрице письмо и просить ее милосердия. После долгих колебаний Рылеев согласился, но, не смея сам ехать к Государыне, отвез письмо к генерал-губернатору, графу Брюсу. Граф подумал сначала, что Рылеев рехнулся и, приказав ему следовать за собой, немедленно отправился к Императрице. Выслушав странный рассказ Брюса, Екатерина пришла в ужас.

— Боже мой! — вскричала она. — Какие страсти! Рылеев помешался! Граф, бегите скорее сказать этому сумасшедшему, чтобы он сейчас поспешил утешить и успокоить моего бедного банкира.

Брюс вышел, отдал приказание обер-полицмейстеру и, возвратясь в кабинет к Императрице, увидел, что она хохочет.

— Теперь я поняла причину этого забавного и необыкновенного случая, — сказала она Брюсу. — У меня была маленькая собачка, которую я очень любила, ее звали Сутерланд, потому что я получила ее в подарок от банкира. Недавно она околела, и я приказала Рылееву сделать из нее чучело, но, видя, что он не решается, я рассердилась на него, приписав его отказ тому, что он из глупого тщеславия считает это поручение недостойным себя. Вот вам разрешение этого странного происшествия. (1)