Исторические романы. Книги 1-6

— Что говорить? Хорошо! На трубах, это, гудят так, что дух замирает, огни блещут среди тьмы ночной, и князи да лорды эти самые едут на конях чинно. Латы звенят да серебром либо золотом отливают, шеломы блестят, перья на них развеваются…[111] Красиво и за сердце хватает, а все ж…

— Вот видишь! — не дал ему докончить Павел. — А ты все нос вешаешь! Тут что ни шаг — то диковинка. Глазей только! А в Москве что? Тоска смертельная! Да и народ хороший. Одно скверно…

— Что?

— Да что басурмане они. Вон намедни в соборе ихнем бискуп служил… И благолепно, и все такое, а не то, что у нас… Еретики — известно! С православными где ж равняться! А так народ ладный.

— На Русь тянет.

— Ты все свое! Меня так нет, хоть еще год.

— А про жену забыл?

— Ну, что жена! Коли по бабе скучать, что и будет.

— Видно, не бывало у тебя зазнобушек!

— Да и не будет — потому глупство одно.

— Ой ли?

— Право слово, глупство!

— Смотри, брат! Приглянется тебе какая-нибудь девица, хоть и женат ты — иное говорить будешь!

— Приглянется? Так что ж? Приглянулась мне тут недавно одна, на улице встретил — я ведь день-деньской по городу шатаюсь, не сижу, как ты, сиднем, — краснощекая такая, полногрудая. Из крестьяночек, кажись. А надо сказать, что я говорить маленько по-здешнему выучился.

— Ну? Когда успел?

— Успел? Слава богу! Без мала полгода здесь уж мы. Плохо говорю, а все ж кой-как могу что надо сказать. А сам все понимаю, что мне говорят. Ну так вот, приглянулась мне. Я с ней рядком пошел и начал прибирать, что в ум пришло, а потом легонько за стан ее обнял…

— Ай, греховодник! — улыбаясь, проговорил князь. — Вернемся в Москву — скажу жене твоей. Задаст она тебе!

— Погоди, погоди! Послушай, что вышло. Я ее легонечко обнял, а она меня тоже легонечко по щеке — хлясть! — досказал Павел и расхохотался.

Засмеялся и Алексей.

— Ну и что же ты?

— Ну и ничего! Отошел подальше от нее. Что… это? Слышишь?

С улицы долетал глухой шум.

— Да. Кричат чего-то, — ответил Щербинин, прислушиваясь.

Шум рос. Слышались яростные крики, бряцание и лязг оружия.

— Бой, что ли, там идет? — в недоумении проворчал Павел. — Надо пойти поузнать, — добавил он, бегом бросаясь к дверям.

В это время из соседней комнаты поспешно вошел Микулин. Он был в шеломе и с саблей. Несколько вооруженных слуг следовали за ним.

— Братцы! Берите сабли да идите за мной следом! — вскричал он.

— А что такое? — в голос спросили приятели.

— В городе бунтарят. Граф какой-то супротив королевы мятеж поднял. Пойдем биться за королеву.

— Я готов, — сказал Павел, прицепляя саблю к кушаку и надев шапку. — Любо подраться!

Князь Алексей тоже не замедлил. Все гурьбой поспешили на улицу.

V. Битва

На улицах кипела битва. Чернь, вооруженная топорами, вилами, кольями и чем попало, матросы с короткими остроносыми ножами в руках, торговцы, кто со шпагой, кто с старым ружьем — все перемешались, все потрясали оружием, неистово кричали:

— За королеву! За королеву!

На этот крик им отвечали немногочисленные голоса, вырывавшиеся из там и сям рассеянных групп: «Эссекс! Эссекс!»

— За королеву! — завопил Микулин по-русски.

— За королеву! — ответили по-русски же следовавшие за ним и вмешались в сечу.

Сразу было видно, что силы неравны: с одной стороны, чуть не все наличное население Лондона, с другой — горсть мятежников. Но эта горсть страшна своим отчаянным мужеством. Им ясно было, что дело Эссекса проиграно, оставалось только дороже продать свою жизнь. Они так и делали и рубились, кололись без устали, кидаясь один на десятерых и хрипло выкрикивая: «Эссекс!»