Исторические романы. Книги 1-6

— Кто ты такой? — раздался над ним мягкий, звучный женский голос.

Александр Васильевич поднял голову и встретился с ласковым взглядом прекрасных глаз. Звук этого голоса и этот взгляд влили что-то бодрящее в душу юноши. Робость как рукой сняло. Он выпрямился и, смело и доверчиво смотря на царицу, ответил:

— Елизаветградского помещика, отставного капитана, Василия Ивановича Кисельникова сын, Александр Кисельников, ваше величество.

— Григорий Григорьевич! — обратилась государыня к сидевшему против нее богатырю-красавцу, графу Орлову. — Ты запиши, как его звать, да при случае напомни мне. А как ты к нам в Питер попал? — снова обратилась императрица к Александру Васильевичу.

— Для поступления на службу в войска вашего императорского величества, — бойко ответил тот. — Сегодня только что приехал.

— Рада, когда поступают на службу такие молодцы, — с ласковой улыбкой промолвила Екатерина II. — Побольше бы мне таких. Я видела, как ты спасал. Понадобится что, проси: я тебя не забуду.

Величаво, ласковым наклоном головы великая царица дала понять, что аудиенция окончена. Кони тронулись, и царский поезд быстро скрылся в облаке пыли. А Александр Васильевич стоял недвижно, смотрел вслед и казалось ему, что все еще глядят и проникают в душу светлые, как звезды, царицыны очи.

Юношу окружила шумная толпа.

— Вот честь какая: с самой нашей матушкой царицей удостоился беседовать!

— Что изволили их величество вас расспрашивать?

От волнения молодой провинциал плохо слышал, что ему говорили, и отвечал рассеянно, односложно. Из толпы выбрались к нему Маша и Илья.

— Вот кто нас вытащил. Без него лежать бы нам теперь на дне, — сказал Сидоров хозяйской дочке, указывая на Кисельникова, а потом обратился к нему: — Господин! Дозвольте спросить ваше имечко, чтобы знать, за кого нам вечно Богу молиться?

Александр Васильевич назвал себя.

— Уж тятенька и маменька-то их будут рады, что дочка спаслась! А всё вы. Уж сделайте, господин, милость, скажите, где изволите проживать: люди мы маленькие, а все же когда-нибудь, может, чем и пригодимся, отблагодарим.

— Что за благодарности? — пробормотал несколько конфузившийся от этих излияний Кисельников, но все-таки сказал адрес, чтобы поскорее отделаться.

Его рассеянный взгляд, скользя по окружающим лицам, пал на Марию Маркиановну и невольно остановился на ней. С разметавшимися, просыхающими золотистыми волосами, взволнованная, с бледным личиком, на котором вновь начинал загораться румянец, Маша казалась прелестной. Сильно ослабевшая, она тяжело опиралась на плечо Ильи; ее головка была опущена, а взгляд больших глаз застенчиво и вместе с тем пытливо смотрел на Александра Васильевича.

«Экая красоточка!» — невольно подумал юноша.

А в глазах Маши начали мелькать странные искорки, которых, верно, не довелось подметить в них Сидорову.

Все происшедшее — спасение утопавших, встреча с Сумароковым, неожиданное представление государыне императрице, наконец выражение благодарности спасенных — разыгралось в продолжение какой-нибудь четверти часа; пережив в столь короткое время столько разнообразных впечатлений, Кисельников почувствовал себя очень утомленным. Поэтому он поспешил распрощаться с Прохоровой и Сидоровым и, не без труда выбравшись из толпы, глазевшей на него, как на какую-то диковину, нанял первого встречного извозчика, а затем не без удовольствия покатил в свои апартаменты в дом Лавишева.

Михайлыча он застал уже бодрствующим. Старик избегал смотреть ему в глаза и виновато улыбался.

— Дай-ка мне поскорей переодеться, — приказал Александр Васильевич.

Дядька, заметив влажные полосы на одежде своего питомца, дотронулся до него и ахнул:

— Батюшки светы! Камзол-то хоть выжимай! Да ты что, купался в нем, что ли, Александр Васильевич?

— Купался и есть! — смеясь, воскликнул тот.

Ему хотелось поделиться с кем-нибудь пережитыми впечатлениями; он не утерпел и рассказал все Михайлычу.

Старик ахал и удивлялся, а когда узнал о разговоре Кисельникова с императрицей, похлопал его по плечу и с восхищенной улыбкой заметил:

— Теперь не только в гвардию попадешь, а генералом будешь!

Александр Васильевич расхохотался, потом сказал:

— А пока я не генерал, напои-ка меня чайком, да я и спать завалюсь: устал очень.

— Это мы живой рукой. Однако и голова болит!

Михайлыч очень поспешно и с видимым удовольствием отправился на кухню. Обещанное «живой рукой» продолжалось настолько значительное время, что, когда он пришел, неся чайники с кипятком и чаем, Александр Васильевич, прикорнувший на устроенном ему заблаговременно дядькой ложе, спал крепким сном сильно уставшего человека.

Между тем Дуня, Захар Иванович и их третий спутник по несчастной и могущей стать роковой прогулке на лодке были подобраны подоспевшими лодочниками и высажены на Васильевский остров, а не на городскую сторону. Поэтому очень естественно, что они достигли жилища почтенного позументщика значительно раньше, чем Маша и Илья.