Исторические силуэты

А. А. Кизеветтер ИСТОРИЧЕСКИЕ СИЛУЭУПЫ Протопоп Аввакум * Екатерина I * Меншиков Толстой * Ягужинский * Дм. Голицын Волынский * Екатерина II * Потёмкин Ф. В. Ростопчин * Александр I * Аракчеев

*

Серия «ИСТОРИЧЕСКИЕ СИЛУЭТЫ»

Примечания С. М. Маркедонова

© Составление О. В. Будницкого

© Вступительная статья О. В. Будницкого, 1997

© Оформление, изд-во «Феникс», 1997

НАСЛЕДНИК КЛЮЧЕВСКОГО

«Честь имеем рекомендовать историко-филологическому факультету приват-доцента А. А. Кизеветтера для замещения экстраординатуры по кафедре русской истории», — писал 8 февраля 1910 года Василий Осипович Ключевский. Охарактеризовав далее научную и преподавательскую деятельность Кизеветтера, самый популярный лектор в истории русской высшей школы писал: «Факультет, хорошо зная г-на Кизеветтера как прекрасно образованного, опытного и талантливого преподавателя, в минувшем академическом году поручил ему обязательный курс по новейшей русской истории. Два капитальные исследования по русской истории и 21 год преподавательской деятельности, из коих 11 лет посвящены Московскому университету, смеем думать, достаточно ручаются за то, что в г-не Кизеветтере факультет приобретет испытанного и вполне надежного сотрудника»¹[1].

Однако Кизеветтеру не довелось занять кафедру своего учителя. Он не был утвержден в должности профессора Министерством народного просвещения по политическим мотивам — кадет Кизеветтер оказался чересчур левым для министерства. А в следующем году Кизеветтер и вовсе покинул университет вместе с большой группой профессоров, таким образом выразившей протест против политики Министерства просвещения, возглавлявшегося ЛАКассо; политики, направленной на фактическую ликвидацию университетской автономии.

Почему Ключевский предпочел кандидатуру Кизеветтера другому своему ученику, не менее крупному исследователю, М. М. Богословскому? Точнее, почему Кизеветтер оказался, как пишет автор статьи о Ключевском и его учениках Т. Эммонс, «видимо, самым любимым» из них? Очевидно, разгадка этой не очень сложной задачи заключается в том, что «среди учеников Ключевского Кизеветтер лучше всех владел литературным стилем и лекторским искусством». Даже сдержанный Милюков, другой учитель Кизеветтера, а затем лидер партии, в которую он входил, «признавал, что Кизеветтер обладал особым талантом»².

Кизеветтер «унаследовал» литературное и лекторское мастерство учителя; полагаю даже, что «портретная галерея» деятелей русской истории, им созданная, не уступает аналогичной «галерее» Ключевского по литературному блеску, а по количеству «портретов», несомненно, превосходит. Кстати, библиография (по-видимому, не исчерпывающая) работ Кизеветтера насчитывает 1003 названия! И это без учета нескольких сотен политико-публицистических статей³. К сожалению, работы Кизеветтера при советской власти, выславшей его в 1922 году за границу, не переиздавались и до сих пор недоступны широким кругам читателей; в наибольшей степени это относится к его произведениям эмигрантского периода. Между тем в библиографии его работ они занимают несколько менее половины.

Однако вернемся к теме «Кизеветтер и Ключевский». Я не ставлю своей задачей сколь-нибудь подробный анализ личных и творческих взаимоотношений двух историков; остановлюсь лишь на одном аспекте — литературном мастерстве учителя и ученика, т. е. на том, что обеспечило их работам популярность, далеко выходящую за рамки круга профессионалов.

Зять Кизеветтера Е. Ф. Максимович писал во введении к составленной им библиографии работ своего знаменитого родственника: «Радость научного творчества была открыта А. А. всего полнее и обаятельнее В. О. Ключевским. К памяти своего блестящего учителя А.А. всю свою жизнь относился благоговейно. В публикуемом списке около 30 номеров посвящены Ключевскому и его работам…. В России, на столбцах «Русских ведомостей», А. А. с неуклонным постоянством, ежегодно, не исключая и бурного 1917 и страшного 1918 г., отмечал своими статьями годовщину смерти своего учителя…. По высылке из Советской России, вновь обретя так высоко ценимую им свободу печатного слова, А.А. первую же свою статью, опубликованную в эмиграции, посвятил воспоминаниям о Ключевском»⁴.