В январе 1905 г, в России началась революция, мощным катализатором которой была русско-японская война. А. И. Гучков находился в районе военных действий вплоть до печального эпилога военной авантюры царизма — Мукденского сражения. Плохая организация войск, бездарное командование, безобразия в обеспечении снабжения — все это предопределило тяжелое поражение. Хаос и паника царили везде. Главноуполномоченный Красного Креста с возмущением наблюдал трусливое бегство многих лиц из числа обслуживающего персонала госпиталей, оставлявших раненых на произвол судьбы. В этой ситуации он принимает чрезвычайно смелое и благородное решение остаться в Мукдене вместе с неэвакуированными солдатами и содействовать передаче госпиталей японской армии в соответствии с международными нормами. С последней почтой, 24 февраля 1905 г., он отправил жене одно из самых проникновенных писем: «Голубка моя, безутешная Маша! Мы покидаем Мукден. Несколько тысяч раненых остаются по госпиталям. Много подойдет еще ночью с позиций. Я решил остаться, затем дождаться прихода японцев, чтобы передать им наших раненых. Боже, какая картина ужаса кругом!.. Не бойся за меня. Я люблю тебя и с каждым днем все больше… Твой, твой, весь твой А. Гучков»{228}
.Поступок произвел большое впечатление на современников. По получении известия об этом московская городская дума на заседании 8 марта признала, что «А. И. Гучков совершил подвиг самопожертвования» и по предложению городского головы В. М. Голицына единогласно постановила: 1) выразить уважение этим самоотверженным подвигом; 2) возбудить ходатайство о том, «чтобы путем соответствующих сношений А. И. Гучкову была предоставлена возможность возвращения непосредственно в действующую армию» и 3) выразить супруге и братьям свою благодарность и признательность. В своем обращении гласные заметили, что деятельность А. И. Гучкова и «подвиг оставят неизгладимый след в благодарной памяти Москвы»{229}
.В начале мая 1905 г. ему удалось вернуться в Москву. Появление его в зале заседаций городской думы на Воскресенской площади 17 мая было триумфальным. Как свидетельствует думский журнал, «гласные встали со своих мест и продолжительными аплодисментами выразили свое горячее приветствие прибывшему в заседание А. И. Гучкову»{230}
. По словам современника, «своим участием в русско-японской войне и особенно поездкой к бурам, воевавшим против англичан, он как бы вошел в легенду»{231}.В России нарастало революционное движение, втягивавшее в водоворот событий все слои русского общества. Буржуазно-либеральная среда, к которой по своему происхождению и взглядам принадлежал А. И. Гучков, бурлила. Городские думы, предпринимательские организации, земства принимали неслыханные по своему радикализму призывы (о допущении стачек рабочих, предоставлении свободы собраний и союзов, свободе печати и т. д.). Чрезвычайно острым был и земский съезд, происходивший в Москве в мае, в работе которого участвовал А. И. Гучков. Съезд вынес решение направить депутацию к царю, в задачу которой входило изложение соображений о необходимости созвать народных представителей для решения вопроса о войне и мире и «установлении обновленного общественного строя».
На съезде отчетливо наметилось размежевание общелиберального лагеря, отражавшее разное понимание методов и сроков достижения конечной цели — конституционного строя, как и форм его проявления. А. И. Гучков занял место на правом фланге, а в вопросе об автономии Польши вступил в довольно острую полемику со своим давним знакомым, П. Н. Милюковым. Он был сторонником концепции «единой и неделимой империи», полагая, что любая административно-политическая обособленность неизбежно приведет к распаду государства. В то же время он считал необходимым для отдельных народов признать национально-культурную автономию в рамках монолитного государственного объединения.
Уже в эмиграции, анализируя — прошлое, А. И. Гучков писал, что в 1905 г. не мог «примкнуть к радикальному течению, которое там (на земском съезде в мае 1905 г. —