Исторический калейдоскоп

«Я помню всё очень хорошо с того мига, как выпал из лодки и почувствовал, что ударился ногами во что-то мягкое. Я посмотрел вверх и увидел опускающийся на меня крупноребристый купол, светло-розовый с белым, а в следующий момент почувствовал, что меня тянет вниз, ногами вперёд, и понял, что меня глотает кит. Меня затягивало всё глубже и глубже; со всех сторон меня окружали и сжимали живые стены, но они не причиняли мне боли и легко подавались при малейшем моём движении, как будто сделанные из каучука. Вдруг я обнаружил, что нахожусь в мешке намного больше моего тела, но совершенно тёмном. Я пошарил вокруг и наткнулся на нескольких рыб — среди них, кажется, были и живые, потому что они трепыхались у меня в руках и ускользали обратно под ноги. Скоро у меня страшно заболела голова; дышать становилось всё трудней и трудней. В то же время я сильно страдал от жары, которая прямо-таки палила меня и быстро росла. Мои глаза превратились в горящие угли, и я ни секунды не сомневался, что обречён погибнуть в брюхе кита. Я едва терпел эти муки, и в то же время меня угнетала мёртвая тишина моей жуткой тюрьмы. Я пытался встать, пошевелить руками и ногами, крикнуть. Я не мог даже шелохнуться, но голова моя была удивительно ясной; и с полным сознанием своей ужасной судьбы я наконец лишился чувств».

Две недели Бартли пролежал без чувств в горячке, потом начал поправляться. Здоровье полностью вернулось к нему. Однако желудочная кислота кашалота вытравила из его кожи все пигменты. До самой смерти он оставался альбиносом.

Миллионы людей во всём мире верят в эту историю.

Великая сила искусства

«Однажды вечером, после бурной ссоры со своим возлюбленным, мадмуазель Лагер, не переодев костюма, с заплаканным лицом выбежала из оперы; совсем потеряв голову, она заблудилась в полях. Не переставая плакать, она провела там ночь, а утром (дело было летом) приветствовала утреннюю зарю чудесной арией, которой часто аплодировали в Париже. Прекрасное создание в богатых сказочных одеждах, с его жестами, голосом и изящной фигуркой, местные крестьяне сочли не то Девой Марией, не то ангелом и бросились перед ним на колени.

…Произошло это в наш просвещённый век в 1778 году в Париже».

(Ривароль.

Заметки)

* * *

И немного другая история.

Однажды Николай Степанович Гумилёв выступал на вечере поэзии у моряков Балтфлота, читал свои африканские стихи. Строки:

Я бельгийский ему подарил пистолет
И портрет моего государя, —

он произнёс нарочито громко, с вызовом.

По залу прокатился негодующий ропот. Несколько матросов поднялось с мест. Гумилёв продолжал спокойно читать, делая вид, что не замечает волнения в зале. Окончив чтение, он скрестил руки на груди и спокойно обвёл глазами зал, ожидая аплодисментов. Зал безмолвствовал. Гумилёв ждал. …И вдруг раздались одинокие хлопки, их поддержали, аплодисменты родились и загрохотали. Гумилёв победил…

Возвращаясь с вечера, он признался: «А была минута, мне даже страшно стало. Ведь мог же какой-нибудь товарищ-матрос, „краса и гордость Красного флота“, вынуть свой небельгийский пистолет и пальнуть в меня, как палил в „портрет моего государя“. И, заметьте, без всяких для себя неприятных последствий. В революционном порыве, так сказать».

(Одоевцева И. В.

На берегах Невы)

Русская душа