Исторический калейдоскоп

Гений и оригинальность, делает вывод Вяземский, нуждаются в диалоге и заимствованиях.

Кажется, всё верно. Но на ум приходит культурная замкнутость той же классической французской литературы, сохранявшаяся до 70-х годов XIX века. Характерно замечание Тургенева: «Великое горе Золя в том, что он никогда не читал Шекспира».

Непонимание и неприятие французами чужого выводило Ивана Сергеевича из себя. «Скажите, ради бога, — писал он Анненкову по поводу французских суждений о себе самом, — почему же это непременно надо быть ослом даже и гениальному французу, как только он потянет носом другой воздух…»

Тургенева удивляла и раздражала национальная кичливость французских писателей, их культурная замкнутость и обособленность. То, что выходило за пределы Франции, их просто не интересовало. В беседе с Виктором Гюго Тургенев убедился, что французский гений «ровно ничего не видит в сочинениях Гёте».

— Как-то раз, — рассказывал Тургенев, — у нас в разговоре с ним зашла речь о Гёте. Гюго резко отрицал гений Гёте и отозвался презрительно о «Фаусте». У меня тогда мелькнула мысль: а читал ли он «Фауста»? Я осторожно задал ему этот вопрос, и он ответил решительным тоном: «Никогда не читал, но знаю так, точно я сам его родил».

Гаршин передаёт другой рассказ Тургенева о том, «что Гюго однажды отнёсся слишком скептически к немецкой драматургии и безапелляционно заявил, что Гёте написал всего одну порядочную драму — „Валленштейн“, но и та ужасно скучна». На скромное замечание относительно его ошибки в данном случае поэт Франции возразил, что он «этих немцев никогда не читает». Ту же историю с небольшими вариациями слышал Минский: «Когда я ему заметил: „Maitre (учитель), лагерь Валленштейна написан не Гёте, а Шиллером“. — „Ну, это всё равно, — отвечал мне Гюго. — Шиллер или Гёте — это одного поля ягоды, но, поверьте мне, что я, не читавши, знаю, что мог сказать и сказал Гёте, или что мог написать Шиллер!“»

Чтобы несколько восполнить столь чудовищное невежество своих коллег по писательскому ремеслу, на традиционные обеды с Флобером и братьями Гонкур «русский варвар» являлся с томиками Гёте, Пушкина, Суинберна и Теккерея, знакомил французских писателей с красотами чужих литератур, переводил на ходу с английского, немецкого, русского на французский.

Всё это склоняет меня к мысли, что для гения культурный диалог — вещь полезная, но не обязательная.

О современности

Поговорить о современности меня подтолкнуло чтение Нобелевской лекции Октавио Паса и его же эссе «Перевёрнутое время».

Всякая культура, любая цивилизация зиждется на своём имени, как на краеугольном камне, в имени она самоутверждается и определяется. Обыкновенно такие имена давали, дабы противостоять напору времени; они напоминали об устоявшихся идеях и образах, которые мнились вековечными, — о религии (христианские, мусульманские страны), священном месте (Поднебесное царство), культурно-расовом превосходстве (эллинство), историческом предназначении (Священная Римская империя германской нации) и т. д.

Имя делит мир надвое: на наших и не наших. Для грека, римлянина или китайца неполноценность чужака состояла в том, что он — варвар, для христианина или мусульманина — в том, что он придерживается другой веры. Наша культура тоже делит мир надвое, но впервые в истории не на основе какого-то «вечного», вневременного принципа, а на основе самой изменчивой вещи — времени. Мы делим общества на современные и несовременные — «архаические», «традиционные», «отсталые», «слаборазвитые». С XVII века африканец, индеец и азиат для европейца неполноценны по причине их «дикости», закоснелости в прошлом, истории.

Но что же такое современность? Термин этот неоднозначен и условен. Мы называем себя современными людьми и современным обществом. Но это чистой воды самозванство. Современностей столько, сколько обществ и цивилизаций. Своя современность была у античности и Средневековья, своя есть у нынешних аборигенов Южной Америки и Австралии и Сибири, которые вовсе не считают себя отсталыми. Если кто не знает, этноним «чукча» означает — «настоящий человек», по сути, тот же эллин. Так что анекдот про чукчу, который считал Ленина соплеменником, ибо вождь мирового пролетариата «шибко умный был», на Чукотке совсем не анекдот, а рабочая гипотеза.

Тем не менее, современность — понятие западное, его нет ни в какой другой культуре. Запад отождествил себя со временем, и ныне нет иной современности, чем современность Запада. Причина проста: у других цивилизаций понятие о времени не имеет ничего общего с западным, а традиции, прошлое (особенно священное прошлое) имеют неизмеримо большую ценность, чем современность. Только западноевропейская культура понимает историю как последовательный, необратимый процесс, и понятие современности явилось побочным продуктом этой теории времени.