Между тем совещания православных продолжались то у царя, то у Патриарха, и все яснее обнаруживались два противоположных течения. Латинствующие приступали к Марку, умоляя его смягчиться, но он отвечал им, «что в защите веры нет снисхождения». А когда уверяли его, что различие между двумя исповеданиями так незначительно, что, если он только пожелает, можно будет утвердить соглашение, Марк возражал: «Вспомните, как уговаривал правитель области св. Феодора Студита только однажды сообщиться с еретиками и потом делать все что ему угодно, и как отвечал ему святой: "Знаешь ли на что похоже твое предложение? Позволь отрубить тебе голову и потом иди, куда хочешь"; ибо часто в догматах весьма важно то, что кажется для некоторых неважным». Когда среди этих споров император увидел, что число склоняющихся на сторону латинян возрастает, предложил опять решить дело голосованием. Патриарх отказался подать свой голос первым, но когда его к этому принудили, он выразился так двусмысленно, что многие приняли его слова за отрицание догмата латинского. К нему присоединилось еще 17 епископов, а остальные 10 приняли латинскую прибавку. Император хотел отобрать голоса и мирян, но Патриарх этому воспротивился (Скиропул. Кн. VIII, гл. 13— 18).
Впоследствии обнаружилось, что Патриарх был уже склонен принять предлагаемую латинянами унию, но не хотел этого обнаружить первым, надеясь, что за него это сделают епископы. Он умолял Марка и всеми святыми, и памятью его отца согласиться на унию, но тот непоколебимо стоял за Символ православный.
Наконец на последнем совещании, на котором присутствовал и император, Патриарх подал письменное исповедание такого содержания: «Поскольку слышаны были свидетельства отцов Восточной и Западной Церкви, из которых некоторые исповедуют исхождение Духа Святого от Отца и Сына, другие, же от Отца через Сына, и поскольку это есть одно и то же, мы, однако, опустив слова "от Сына", исповедуем также, что Дух Святый исходит от Отца через Сына прежде всех век и по существу своему, как от единого начала и вины, словом "через Сына" знаменуя вину исхождения Духа Святого».
После Патриарха первым подал свой голос митрополит Ираклийский, как местоблюститель Патриарха Александрийского, и высказался относительно прибавки «от Сына» отрицательно; другой же местоблюститель, протосингел Григорий, к всеобщему удивлению принял ее. Митрополит Трапезундский, не присутствовавший по болезни, несмотря на увещание, отказался изложить свое мнение. Ему последовали и митрополиты Ефесский, Монемвасийский и Анхиальский, а остальные епископы, числом до тридцати, дали свое согласие на прибавку и совратили еще шесть других. Присутствовавшим там настоятелям обителей, как долго державшимся Никео-Цареградского Символа, было запрещено подавать голоса. Авраамий, архиепископ Суздальский, бежал в Россию со своими пресвитерами, а епископ Иверский, твердо выполняя наказ своего святителя, Патриарха Антиохийского, стоять за восточное исповедание, притворился безумным и укрылся в Венеции; бывший же с ним иверский легат не убоялся обличить самого папу за изменения, какие допустила Римская Церковь, и советовал ему отказаться от заблуждений своих предшественников. Когда же провинциал Иоанн в доказательствах своих стал ссылаться на Аристотеля, легат ему заметил: «Говори нам лучше о св. Петре и Павле, Богослове и Златоусте» (Скиропул. Кн. IX, гл. 9—12).
Когда император, довольный, в общем, благополучным исходом дела и ободряемый надеждой на скорое возвращение, явился к папе с радостной вестью о закончившемся единении, то был принят папой весьма холодно и с удивлением услышал от него, что это только начало, недостаточное для полного единства. Когда же папе было представлено исповедание греков, папа выразил согласие принять его и после братского целования римлян с греками внезапно предложил митрополитам Русскому, Никейскому, Трапезундскому и Митиленскому приступить к прениям о чистилище, опресноках, времени освящения Даров и папской власти, на что те отвечали, что это дело Собора. В другой раз папа опять напомнил им, что «осталось малое некое недоумение для совершенного единства», и велел прочесть им четыре предложения, во главе коих стояло, «что наместник Господа Иисуса Христа на Апостольской кафедре сохраняет свои прежние преимущества, и посему он вправе, как верховный первосвятитель, приложить к Символу то, что приложено» (Concil. Florent, Sess. XXXII, p. 500—508).