Еще задолго до того как луба, вооруженные луками и стрелами, стали разводить костры на охотничьих стоянках, когда бродили по тем землям, на которых позже поселился их народ, далеко от них, между реками Рубилаши и Руизой, жил народ бунго.
Бунго были охотниками и рыболовами. Они рыбачили, расставляя большие корзины по дну рек, делали в степях западни, в которые попадались антилопы. Ловили также выдр, которые водились в камышах, и ящериц, питавшихся яйцами крокодилов.
Женщины от зари до зари работали на прибрежных землях и по ночам, во время новолуния, бросали в них семена. Но прежде чем отправиться на поля вместе с мужьями, чтобы там свершить обряд оплодотворения, они посвящали Луне грудных младенцев, высоко поднимая их в протянутых руках так, чтобы лунный свет попадал на лицо ребенка. И каждую ночь новолуния бунго, так же как все африканцы, покачивались и извивались в танцах батуке, распевая древние песни во славу Луне.
Бунго не знали железа. Камень был их орудием, а праща — законом. Но после того как утихли последние войны, во время которых были разделены земли и люди, после того как возникли новые государства, праща стала им не нужна. И на земле Каланьи главным вождем был признан Нала-Маку. На его руке красовался сплетенный из человеческих жил браслет-лукано, унаследованный им вместе с землями, с людьми и с безрадостной властью над жизнью и смертью подданных.
Старый Нала-Маку был последним и самым прославленным стрелком из пращи между реками Рубилаши и Руизой, и народ почтительно называл его "Отцом камня". Но когда закончились войны, когда Нала-Маку завоевал самые обширные пространства, он уже никогда не стрелял из пращи и закопал ее в тени огромного дерева мулембы, возвышавшегося посредине селения.
Мудрый вождь старел, любуясь своими детьми, которых ему родила Конти, его первая жена, теперь уже такая старая, что не в силах была наблюдать, как работают другие жены, как они выполняют свои обязанности.
Теперь Нала-Маку проводил дни, сидя во дворике, куда выходили двери хижин, в которых он жил со своими тридцатью женами. И еще у пего была рыжая собака. Она тоже состарилась и разучилась лаять, потому что ей не приходилось теперь ходить на охоту. Она только выла по ночам на луну или когда кто-нибудь умирал в селении.
Там, в тени хижин, старый вождь принимал по старому обычаю людей, приходящих к нему, плел циновки из тростника, вытаскивая один за другим тонкие стебли из огромного деревянного чана, наполненного водой. Когда пальцы его застывали, множество раз погружаясь в прохладную воду, Нала-Маку протягивал к солнцу старческие сморщенные руки и беседовал со своей рыжей собакой, неотлучно сидевшей подле него. Потом он выкуривал трубку, набитую табаком и лиамбой, и снова начинал работать. Даже когда другие вожди, хотя и не столь великие, как он сам, приходили повидать старика и посоветоваться с ним, Иала-Маку обычно не прекращал работу. И всегда он испытывал большую радость, когда те восхищались его циновками. Время от времени старый вождь, не спеша вынимая из воды все новые стебли, поднимал голову, собирался с силами и решительным голосом давал советы. Он знал, кого надо убить из восставших вождей, какого колдуна, наводящего ужас на народ, сжечь заживо, из какого селения прогнать замужних женщин, у которых не родятся дети.
И все прислушивались к словам старика. А когда в праздничные дни кто-нибудь из вождей приносил хорошие дары, Иала-Маку протягивал ему в ответ только что сплетенную циновку. И хотя она в действительности не представляла никакой ценности, все бывали счастливы, получив такой подарок. Он свидетельствовал о расположении великого вождя.
У Иала-Маку было трое детей, два сына и дочь. Старшего звали Кингури. Он был злой и беспокойный. Младший брат, Иала, боялся старшего брата, но во всем подчинялся ему. И оба одинаково ненавидели и презирали сестру Луежи. Они редко видели ее, только когда приходили проведать мать или отца. А девушка иногда по вечерам сидела у ног старика — она помогала ему плести циновки или вытаскивала острым кончиком ножа червяков, которые беспокоили вождя, разъедая пальцы на его ногах.
По вечерам, вернувшись с рыбной ловли, братья приходили к отцу. Они садились на корточки перед ним и, умирая от скуки, слушали в сотый раз его длинные рассказы — одни и те же истории о делах вождей, о великих подвигах, о соседних странах, где вожди были злыми и трусливыми...
Однажды Кингури, не дослушав историю об одном из великих предков, перебил отца и спросил, почему бунго не пользуются железным оружием, как луба. Старый вождь даже не взглянул на дерзкого сына, он только хлестнул его мокрым тростником и продолжал рассказывать. Потом заговорил о народе луба, обругал его, считая, что луба — воры и пьяницы и не умеют ничего другого делать, как только воевать.
— Вот этими железными копьями, о которых ты спрашиваешь, они убивают друг друга! — гневно сказал старик.