Истории для больших и маленьких

Крепкие руки ухватили Фатьяна за плечи, стащили с возвышения, втиснули в колышущуюся толпу. Идёт звонарь сквозь смешки колючие, сквозь тычки кулачные, сквозь взоры недобрые. Голова у него кружится от обиды и злобы, глаза обжигают толпу лютой ненавистью…

И опять стоит Фатьян на своей звоннице, вглядывается в ковыльную степь, щурится от лучей заката. А степь бескрайняя растревожилась, гулом голосов чужих наполнилась да скрипом арб, да звоном копий и сабель.

Сжимает кулаки Фатьян, грозит, проклинает кого-то – то ли орду поганую, то ли велиславцев жестоких. Спускается он в келью звонарскую, бросается на застланную кафтаном лавку, смыкает очи горячие. Но не идёт сон к молодому звонарю, горькая обида жжёт его сердце. Снова видится Фатьяну речь его со степени, крики насмешливые, руки – крепкие да холодные, что тащат его безжалостно. И стон разносится в тишине кельи.

Злоба закипает в сердце звонаря. Трудится воспалённый мозг, исподволь рисует Фатьяну картины жестокой мести неблагодарному городу. Мучается звонарь, мечется на узкой лавке, затыкает уши, словно слушать не желая наветов дьявольских. Вскакивает на ноги, ходит из угла в угол, снова ложится и долго лежит неподвижно. Диковинный план рождается в голове Фатьяна. Лицо его жаром горит, тело озноб бьёт и холодеет сердце.

Вскакивает с лавки звонарь, бросается к двери и выбегает в темноту, словно от погони спасаясь. Минует он расплывчатую громаду собора Рождественского, скользит мимо освещённых окон княжеской трапезной, где князь Юрий с воеводами тяжёлую думу думают, и, хоронясь у изб бревенчатых, спешит к городским стенам.

Хорошо знает Фатьян дорогу – как раз к тому месту вышел, где чернеет в стене заросший кустарником неприметный лаз. Пролез в него звонарь и бегом бежит в тревожную степь. Пробежал немного и огляделся. Позади, в мерцающем свете месяца, насторожённо стоят башни и хоромы велиславские, впереди кичливо впиваются в небо островерхие татарские шатры. Утёр Фатьян пот с бледного лба и заспешил к вражескому стану…

Обратно успел Фатьян в самое вовремя: только проскочил он в знакомый лаз, как увидел троих воев княжеских, что при свете пеньковых факелов – витеней – подтаскивали уже деревянный щит, чтобы заделать лаз. Город готовился к осаде.

Добежал Фатьян до собора, звеня ключами, спустился в прохладные кладовые. На струганых полках, среди тканей заморских, отыскал нежно-шершавую камку и, взвалив на плечо тяжёлый остаток, поднялся в звонницу. Запалил звонарь свечку, раскатал по каменному полулёгкий ковёр из алого шёлка.

Стоит Фатьян – волосы сбились, нос хищно заострился, глаза горят бездонными омутами. И видится ему в зыбком свете свечи, будто не нежный шёлк, а алое пламя разлилось по звоннице. Выхватил звонарь кончар из-за пояса и, опустившись на колени, стал яростно вырезать кинжалом острые клинья из огненной камки, словно и впрямь хотел уподобить шёлковый ковёр буйному пламени. Мечется по звоннице Фатьян, режет и разматывает лёгкую камку, режет и разматывает…

Когда месяц на небе начал бледнеть, весь пол был устлан спутанными волнами алого шёлка. Свернул Фатьян изрезанную камку, достал связку верёвок из-под скамьи и вышел из звонницы. Перебежал балкончик, что мостиком перекинулся от звонницы к собору, и соскочил на узкий карниз – прямо под барабан главы Рождественской. Верёвкой прикрепил Фатьян край трепетного шёлка к перильцам балконным и осторожно двинулся вкруг собора, опоясывая закомары зубчатой лентой.

Ветер обдувал его разгорячённое лицо, вырывал из рук упругую камку, сталкивал звонаря с узкого карниза, а он всё шёл и шёл вкруг богатырской главы, прижимаясь к её шершавому прохладному челу. Словно паук своей пряжей, опутал он стены собора, тщательно заправляя языки камки под колющую руки верёвку, чтоб не трепалась до поры. А потом, прикрепив оставшийся конец к перильцам балконным, еле добрался Фатьян до звонницы, и, повалившись на лавку, тут же уснул…

Очнулся он от звонких сигналов боевых труб. Вскочил звонарь, впился глазами в раскинувшуюся за городской стеной степь. А там словно два леса за ночь выросли: стоят друг против друга два войска – русское и татарское. Только рать велиславская перед ордой ахметовой – будто рощица жидкая против частого бора.

Хорошо видна звонарю вся армия русская: передовой полк с конными лучниками, за ним больший полк, по обе стороны от него – ещё по полку. Виден ему и укрывшийся в зелёной дубраве сторожевой полк, что в засаду сел.

Сабельники конные и пешие, лучники и копейщики, топорники и пушечники – шлемы, шишаки и колпаки так и замелькали перед глазами Фатьяна. Допели свою песню боевые трубы, блеснули на солнце вскинутые сабли, и с гортанными криками покатила волна татарских конников на русские ряды. Дружно подняли луки велиславские лучники, и зазвенели в воздухе стрелы быстрые.