Истории для больших и маленьких

Постепенно я стал привыкать к новым хозяевам. Джейсон ложился на ковёр рядом со мной, гладил меня по голове, по спине, щекотал живот, и мне было очень приятно. Я понял, что они меня любят, и поверил им. Они хорошо кормили меня, в жизни я так хорошо не ел. И ещё они дали мне имя. До тех пор я жил без имени, хозяева обращались ко мне или «Эй!», или коротким свистом. А здесь Джейсон назвал меня «Шерлок». Из разговоров хозяев я уловил, что это был очень хороший и знаменитый человек. И ещё, если я правильно понял, у него был отличный нюх. Никогда не слышал, чтобы у человека был хороший нюх!

Мне это имя тоже понравилось: короткое, как команда, а с другой стороны такое солидное. Признаюсь, мне ужасно нравилось, если хозяин называл меня полным именем моего прообраза: Шерлок Холмс. Когда я, отзываясь на это имя, направлялся к Джейсону, Наташа, глядя на меня, удивлялась:

– Посмотрите, как он важно вышагивает! Как высоко держит голову! Настоящий аристократ!

А Джейсон добавлял:

– Только трубки в зубах не хватает, как у знаменитого сыщика.

– Это он в папу-терьера, они все голубых кровей, – пояснял он.

Видимо, так действовало на меня это звучное человечье имя: Шерлок Холмс.

Но всё это было гораздо позже, а в начале своего пребывания в новом доме я внимательно присматривался к обстановке и к своим новым хозяевам. Обычно я забирался под кресло и наблюдал за всем происходящим.

Поведение Наташи и Джейсона мне пришлось по душе: судя по всему, это была дружная семья, люди любящие и уважающие друг друга. Ссорились они весьма редко, и, в отличие от старушки и её мужа, у которых я когда-то жил, никогда не кричали истошными голосами и уж тем более не дрались. Это всегда хорошо говорит о человечьем племени. В общем, они мне нравились и, по-видимому, я им тоже. Прошло время, и я их даже полюбил, особенно Джейсона, который был со мной чрезвычайно ласков и внимателен. Я очень скучал по нему, если он долго отсутствовал, а когда он появлялся, прыгал от радости, стараясь лизнуть его в щёку. Хозяин тут же опускался рядом со мной на ковёр, и я облизывал его лицо всласть.

Таким образом, жизнь моя вполне наладилась. Правда, кое в чём мы с хозяевами не сходились.

Когда в дверь квартиры звонили или просто подходили близко, я начинал громко лаять. Мои молодые хозяева были очень недовольны этим, а я удивлялся, как они не понимают: ведь это я предупреждаю их о возможной опасности, и в то же время подаю знак непрошенным гостям, что сюда просто так не войдёшь.

Ещё большее недовольство Джейсона и Наташи вызывало моё нежелание оставаться одному. Но тут уж я не мог с собой ничего поделать. Как только все уходили из дому и наступала звенящая тишина, в мою душу прокрадывался страх. Мне снова вспоминалось, как я лишился родителей, и мысль о том, что я теперь совершенно один на всём белом свете, буквально лишала меня разума. Я начинал выть и лаять, потом принимался бешено носиться по квартире, бросаться на двери, сметая на своём пути мебель и вещи. Потом мне стыдно было смотреть на результаты своего бешенства, но справиться с этим было выше моих сил.

Мои дорогие хозяева водили меня по разным собачьим врачам и специалистам, но всё было тщетно: никто и ничто не могло стереть из моего воображения дикий страх одиночества, и я продолжал свои безобразные вакханалии.

Всё в этом мире наказуемо: так как я не мог оставаться один, моим милым «родителям», как я со временем стал их про себя называть, пришлось устроить меня в собачий детский сад. Каждое утро мы с хозяином бежали рысцой до метро, затем он усаживал меня в большую сумку и тащил в метро. Я понимал, что ему тяжело, но что я мог поделать: в подземку собак не пускают.

В этом собачьем саду я проводил весь день, сторонясь других его обитателей и забиваясь куда-нибудь в угол. Я не мог забыть, как у старушки меня больно покусал злобный бульдог, поэтому старался держаться от своих сородичей подальше.

И вот в период пребывания в этом заведении со мной произошла беда.

Вечером за мной приходила обычно Наташа. Служитель садика выпускал меня из собачьего помещения, подводил к хозяйке и только тут прикреплял к ошейнику поводок. В тот печальный день парень выпустил меня из загона, пропустил в коридор, и тут я увидел перед собой дверь на улицу, неосторожно оставленную кем-то открытой. Видимо, сработал какой-то инстинкт, который, помимо моей воли, толкнул меня к открытой двери.

Я бросился туда сломя голову и оказался на улице. Под действием всё того же инстинкта я кинулся на кишащую машинами мостовую. Двое служителей собачьего садика с громкими криками пустились в погоню. Мне вмиг представилось, как за мной, мамой и папой охотятся ужасные люди с сачками, и я понёсся, не замечая снующих вокруг машин. Водители останавливались, гудели, кричали что-то вслед, а я мчался и мчался по улице, лавируя между транспортом.

Я совсем потерял голову и чувствовал, что мне уже не выбраться живым из этой переделки.

В какой-то момент я ощутил сильный удар, всё вокруг замелькало, замельтешило перед глазами, а потом вовсе исчезло….