Истории драматургии театра кукол

Параллельно и в связи с пропагандой агитационных опусов после Октября 1917 г. была развернута массированная атака на жанр сказки. В одной из своих ранних работ В. Всеволодский-Гернгросс, защищая сказочный жанр, писал, что «…сказка должна быть похожа на цветы, которые растут и цветут тем пышнее, чем глубже их корни проникли в унавоженную землю; сказка должна быть теснейшим образом связана с земным, с землей, с бытом, с реализмом, но тысячью нитей она должна устремляться к небу и солнцу, в воздух, в мир фантастического. Ребенок в сказке должен видеть своих земных знакомых, но все они должны просвечивать, быть транспарантными. Басня, в которой животные разговаривают, чинят суд и расправу, обманывают, защищают и т. п., – идеальна в этом смысле, но к этому должно быть добавлено еще нечто от феерии. Сказка должна одухотворять, оживлять мир ребенка; камни, звери, цветы, дома – все это должно получить дар слова, свое миросозерцание, свою психологию, свой мир радостей и страданий; только тогда ребенок будет жить единой с ними жизнью. Но и более того, эти же его старые знакомые должны увлекать его фантазию за пределы реального мира, дабы ребенок стал выше своих знакомых и чтоб мир фантазии стал для него миром реальных возможностей; только здесь и спрятан ключ к тому, чтобы культивировать в ребенке творческое начало» [276] .

Мнение ученого было далеко не единственным, однако оно расходилось с официальным. Теоретики РАППа в 20-х гг. ХХ в. вели против жанра сказки, против «фантазий, уводящих за пределы реального мира» жесткую административную борьбу. Было что-то фантасмагоричное в официальном преследовании, запрещении одного из основных жанров литературы и драматургии, но эта фантасмагория стала реальностью.

«Борьба со сказкой» началась в 1920-х гг. Когда еще не сформулировали официальную «антисказочную теорию», пьесы-сказки уже не рекомендовались к постановкам. К 1923 г. появились и первые статьи, книги, теории; вышла книга Э. Яновской «Сказка как фактор классового воспитания» [277] . Много позже их прокомментировала историк театра Н. И. Смирнова: «Деля сказки на фантастические и народные, зачеркивая первую, Яновская и во второй ничего не видит, кроме “затуманивания, задурманивания” сознания детей, трусости, унизительного страха перед бедностью, жалкого преклонения перед роскошью и богатством. Она считает, что сказка в театре – это “усыпление художественным наркозом” [278] .

Комиссия Наркомпроса в это же время разослала методические письма, в которых предлагалось «изъять сказку из воспитательного процесса», а работникам детских садов было рекомендовано «изготовить куклы, всем своим обликом напоминающие общественных деятелей, вождей пролетариата, рабочих и крестьян» [279] . Место кукольных зайцев и медведей начали занимать «вожди пролетариата». Животным в пьесах было запрещено разговаривать, сказка решительно вытеснялась из репертуара, объявлялась «вредной», «мешающей ребенку разобраться в окружающем», «действующей ему на нервы», «художественным наркозом» и т. д.

Актер, режиссер, драматург Е. В. Сперанский позднее вспоминал: «В педагогических кругах тогда набирало силу особое направление […]. Это направление зародилось под вывеской педологии, то есть науки о детях. Вскоре новоявленные педологи с их максимализмом набрали такую силу, что стали отвергать все иносказательные жанры в театре, включая и добрую детскую сказку… А это уж грозило самому существованию Театра кукол как искусству: иносказание – его питательная среда, без сказки искусство театральных кукол обречено на медленное увядание» [280] .

Метафоричность, фантастика, образный строй мышления, ирония – все, что является важнейшими составляющими искусства театра кукол, – вызывало активную неприязнь. Да и само театральное искусство в то время официально принято было называть «орудием». Так известная книга С. Н. Луначарской называлась «Театр для детей как орудие коммунистического воспитания» [281] . Директивные указания сыпались на кукольные театры как из рога изобилия. В. Н. Шульгин в работе «О новом учебнике» высказал даже уверенность в том, что сказка заставляет ребенка раздваиваться, жить двумя различными эмоциями – в фантазии и в реальности [282] .

Обвинения против сказки громоздились друг на друга. Фантастика реальности превосходила всякий вымысел. В «Красной газете» 29 апреля 1923 г. была напечатана статья «Короли и дети», в которой автор утверждал, что сказочные короли и принцы внушают детям монархические симпатии, и требовал «…немедленно положить конец ненормальному содружеству королей с детьми» [283] . Началось массовое свержение сказочных королей, королев и принцев. Герои королевского, дворянского происхождения не могли быть положительными. Они трактовались обязательно сатирически, в манере агиттеатра. Но и этого показалось мало: браки со сказочными королями и принцами расстраивались, а вместо свадеб в финале устраивались революции.