Истории драматургии театра кукол

Его собратья по столетию – поэты К. Бальмонт, А. Белый, Н. Гумилев, М. Кузмин – прозрели трагическую «кукольность» начинавшегося века; Сперанский же прожил ХХ столетие как великий кукольник. Он многое успел создать: самый известный в мире кукольный театр (совместно с С. Образцовым), репертуарные кукольные пьесы для детей и взрослых; книги размышлений, воспоминаний, пьес, стихов, поэм. Среди первых пьес Сперанского – инсценировка «Каштанки», ставшая, может быть, первым «прорывом» Театра Образцова к созданию собственной драматургии театра кукол. С. В. Образцов много позже писал: «Нашу постановку чеховской “Каштанки”, хоть и в ней, конечно, тоже были ошибки, мы в те годы считали удачей. Удачей принципиальной, а не суммой частных удач. “Каштанка” в жизни нашего театра сыграла большую роль. Это первый наш спектакль, в котором мы говорили со зрителем серьезно о чувствах больших, сердечных. И успех у него был тоже какой-то удивительно серьезный и нежный. В чеховском рассказе не хватало сюжетного действия для решения спектакля […]. Для построения сюжета Сперанский использовал два других рассказа Чехова – “Хамелеон” и “Разговор человека с собакой”. Конечно, инсценировка Сперанского была очень вольной, но в основном, самом важном, перед Чеховым Сперанский не согрешил совсем. Он сохранил чеховское отношение к людям, строй чеховского языка и, что самое главное, сумел сохранить эпичность рассказа, а это, как мне думается, является единственным возможным приемом для инсценировки “Каштанки” […]. Несмотря на большой успех этого спектакля, несмотря на то, что его хвалили и Горький и Гордон Крэг, я считаю само желание поставить «Каштанку» в театре кукол ошибкой» [325] .

Через много лет после премьеры Е. Сперанский, всю жизнь искавший и сам формулировавший законы драматургии театра кукол, также признал, что «Каштанка» не была удачей: «Ставить “Каштанку” было ошибкой […]. Чехов – писатель необычайный по своему творческому диапазону; у него множество ключей, которые он подбирает к сердцам человеческим. Но его “Каштанка” написана как раз не в кукольном ключе – прелесть рассказа именно в том, что история Каштанки подана Чеховым не эксцентрично, а в бытово-психологическом плане; подробный анализ душевных переживаний собаки идет чисто “человеческим” ходом» [326] .

Неудачей драматурга и постановщика Образцов считал и другую работу Сперанского – «Поросенок в ванне», получившей такое название благодаря допущенной в афише опечатке. В 1933 г. С. Образцов репетировал пьесу Е. Сперанского «Поросенок Ваня». В ней высмеивалось мещанство, «затхлый старорежимный быт, неверие в новую жизнь». Символом этого «быта», нечистоплотности и косности, в которых погрязли жильцы дома № 5 по Последнему переулку, был поросенок Ваня, который жил в квартире управдома Соломки. В ходе пьесы под влиянием двух пионеров жильцы перевоспитывались, дом очищали от мусора, а поросенка Ваню переселяли из квартиры в хлев.

Спектакль был уже почти готов, определились с датой премьеры, в типографии печатались афиши. Когда тираж привезли, то увидели, что вместо названия «Поросенок Ваня» наборщик, не разобрав текст, напечатал «Поросенок в ванне». Никакой ванны в спектакле не было, но перепечатывать афиши уже не хватало ни времени, ни средств. Чтобы выйти из положения, Образцов попросил Сперанского дописать сцену с ванной. Сцена была дописана, и новое название пьесы стало оправданно.

Е. Сперанский, размышляя о специфических чертах драматургии театра кукол, утверждал, что пьесу, пришедшую в Театр кукол, можно принять или не принять, читая только ремарки автора. Если часто встречаются такие ремарки, как «садятся за стол и едят кашу», то уже заранее можно сказать, что пьеса «не кукольная», автор ничего не знает о театральной кукле. Он должен знать, что кукла не может запросто ни встать, ни сесть, ни что-то взять, так сказать, мимоходом, что все эти элементарные бытовые действия потребуют разного рода технических ухищрений. Для куклы все это – трюковые моменты. В принципе театральная кукла отвергает «бытовой жест», ее пластика становится органичной, только выражая «жизнь человеческого духа»; она – поэт, философ, а в повседневной жизни рассеянна и беспомощна [327] .

Сперанский предвидел, что театр кукол и его драматургия вместят в себя большое количество жанров: от пародии и комедии – до трагедии [328] . Театр кукол не остался «экзотическим жанром» именно потому, что в XX в. он стал и театром драматурга, и театром режиссера. Обе эти фигуры позволили совершить то качественное изменение, благодаря которому театр кукол из экзотического аттракциона превратился в самостоятельный вид театрального искусства.