Истории драматургии театра кукол

Двухэтажный ящик с куклами, где на верхнем этаже разыгрывается мистерия о Рождестве, а на нижнем – трагедия о царе Ироде и комическое, сатирическое обозрение, угадывается в «Мастере и Маргарите», где само композиционное построение романа сродни вертепу. Как и в вертепе, религиозный и сатирический пласты романа четко разъединены. На одном (верхнем) «этаже» здесь – мистерия Иешуа и Пилата, на другом (нижнем) – комедия о Москве и москвичах. По канонам второй части вертепной драмы в романе дается обозрение, цепочка сатирических, комических характеров, поданых в гротесково-кукольной, гиперболизированной манере. Герои романа подчинены Судьбе, которая ведет своих персонажей по начертанному им пути. По этому пути, как по прорезям вертепного ящика, следуют персонажи романа – от Иешуа до Аннушки и трамвая на Патриарших прудах.

Исследовательница Р. Джулиани, анализируя творчество Булгакова, заметила, что связь между романом и кукольным вертепом прослеживается прежде всего в том, что автор ставит рядом эпизоды истории религиозной и мирской, которые, как и в вертепе, не перемешаны между собой, а разделены точными цезурами этического и стилистического порядка. Получается так, будто в романе существуют два различных тематических и стилистических уровня. Метафизической «дубинкой» разоблачения черти избивают персонажей-петрушек, которые, как и петрушки кукольного театра, олицетворяют в романе человеческие пороки: пошлость, донос, вошедший в привычку, развращенность, жадность. Во многих местах романа Булгаков подчеркивает такую деталь: Азазелло говорит в нос («гнусавый голос», «гнусавил» и т. д.; в петрушечном театре гнусавым голосом говорил сам Петрушка) [330] .

Анализируя косвенное влияние театра кукол на творчество М. Булгакова, невозможно не остановиться на одном, казалось бы, малозначительном факте: один из персонажей романа – Бегемот – часто демонстрирует поистине цирковые аттракционы; он и жонглирует, и показывает фокусы, демонстрирует чудеса акробатики, выступает в варьете… При этом невольно вспоминаются и традиционные кукольные балаганные представления конца XIX – начала XX вв. народного кукольника И. Зайцева, и «Цирковое представление» К. Гибшмана (1919), и ведущий циркового представления Бегемот Толстокожев из «Концерта-варьете» А. Введенского и др.

М. Булгаков возвращался к теме кукол и в фельетоне «Сорок сороков», стилизованном под кукольный раек, и в монологе кукольника Бриоше в «Мольере», и в вертепной «волшебной коробочке», возникавшей перед писателем во время сочинения пьес.

Возникшая в России уже не как несколько единичных случаев, а как вид творчества русская драматургия театра кукол к концу 30-х гг. ХХ в. обрела необходимые профессиональные ориентиры, стала театральной профессией, одним из факторов влияния на общетеатральный процесс. Ее развитию способствовало создание сети государственных профессиональных театров кукол, по структуре своей тождественных драматическим театрам. Эти театры нуждались в большом количестве новых качественных пьес, создаваемых новыми драматургами, так как пьесы традиционного и народного театров кукол уже не соответствовали эстетической, художественной, социальной, профессиональной моделям этих театров.

Возвращение к агитпьесе

В период Великой Отечественной войны в большой мере был задействован предыдущий опыт создания агитсценариев и агитспектаклей театров кукол. Их создавали не только драматурги, но и актеры, режиссеры, журналисты. Во многих военных частях самодеятельные кукольные агиттеатры существовали еще с Гражданской войны. В одном только Московском военном округе перед Великой Отечественной войной их насчитывалось не менее шести, строились даже планы создания Центрального армейского театра кукол с собственным тематическим репертуаром. «Ко мне обратился Н-ский полк, в котором есть кукольный театр, – рассказывал весной 1941 г. режиссер Н. Ададуров, – с просьбой помочь им с репертуаром […]. В этом театре есть большие куклы […] – это наши враги периода гражданской войны. […] Я считаю, что мы сделали бы большое дело, создав хороший, по-военному построенный Центральный театр кукол Красной армии. Такой театр кукол будет иметь совершенно точные военно-политические задания. В этом театре должны быть созданы номера для кукол – трехминутки, пятиминутки… Люди должны разместиться за небольшим столом и в несколько дней сделать двух-трех кукол… Здесь должен быть “красноармеец”, “командир”, должен быть какой-то “враг” – я сейчас не уточняю, какой, но должны быть две-три-четыре куклы, которых боец мог бы положить в ранец и с ними тронуться на фронт» [331] .