Ты знаешь, дружище, как все мы, жители Волшебного Леса, трепетно относимся к природе! Наш путь, чуть ли не через каждые пять метров, пересекали оживлённые «муравьиные шоссе», и я предупреждал о них моих молодых друзей. Они высоко поднимали ноги, стараясь не поранить ни одного муравьишку. Эти трудяги тащили в свои норки какие-то травинки и личинок. Очень хотелось понаблюдать за ними, но мы продолжали подъём. Кое-где среди камней серебрились метёлки растения, похожего на наш овёс. Неожиданно мне показалось, что кто-то плачет. У меня, у самого, что-то происходило с мышцами шеи, они словно сдавливали мне дыхательные пути, мне было болезненно глотать, я остановился, чтобы отдышаться. Неожиданно закричала какая-то птица: «Фубуп-фубуп!» Адриано упал на колени и, сложив набожно ладони, принялся молиться! Это меня потрясло, но ещё больше я удивился, увидев заплаканное лицо Берёзы, которая из последних сил пыталась скрывать своё состояние. Взглянув на Адриано, она не выдержала и разрыдалась безудержно. Я знал её ещё тогда, когда ей было пять лет, и никогда эта отважная девушка не позволила себе и слезинки.
У Фиги и Кота тоже, видимо, были проблемы с дыхательной функцией. Оба бледные, они кашляли надсадно, со страхом взирая на Берёзину истерику и душевные песнопения Паралличини.
- Вернёмся, господин Войшило! – предложил весь красный от кашля Фигурка.
Конечно, нужно было возвращаться, что тут и думать.
- А вот, что осталось от академика Дудкина! – вдруг хрипло не своим голосом, словно пролаял Кот, отводя стебли «овса».
Под метёлками этой травы мы увидели розовые трусы с изображением стаканов и очки в золотой оправе с разбитыми стёклами.
Сердце моё болезненно сжалось, я собрал в пакет эти «бренные останки» и скомандовал: «Всем вниз!»
Фига, опираясь о Кота, шёл задом, чтобы видеть происходящее за спиной. Мне казалось, что сейчас, вот-вот, произойдёт что-то ужасное. Но мы благополучно завершили спуск и обнаружили свою лодку в целости и сохранности на том самом месте, где и привязали её.
Море успокоилось. Мы возвращались молча.
- Что случилось, Рёзи? – нарушил тишину любопытный Кот.
- Я увидела всю мою жизнь и ужаснулась, я хочу скорее вернуться домой и заняться благотворительностью, - отвечала девушка, пряча заплаканное лицо.
А я думал о Дудкине: «Бедный Альберт! Как я был к нему не справедлив! Да ведь это я ненароком разжёг его любопытство! Ну куда он полез! Разве мог он своим рациональным умом постичь мир? Нет, только человеку с развитым творческим воображением это по плечу. Но где его взять, это развитое творческое воображение, когда у большинства из нас не развито правое полушарие?!»
Друг мой, как-то в студенческой аудитории, где было человек 70, я спросил: «Кто может представить у себя в ладони маленькое яблочное зёрнышко?» Подняли руки около 60 студентов. Я спросил: «А кто может в этом зёрнышке представить старую развесистую яблоню, на которой висят красные яблоки, и под которой мы все сидим на зелёной траве?» Подняли руки человек 20. Я спросил: «А кто может представить зерно, которое включает в себя все яблони мира, и всех нас, и все травы, и все программы, системы и процессы?» Подняла руку одна девушка.
Разве мог Дудкин сказать: «Благодарю Бога за всё!» А ведь это только и включило бы ему правое полушарие, потому что в нашем мозге, как и в мире в целом, тоже есть «мостики Фемистоклюса»! Но ведь и я, брат, в своё время не смог этого сказать и выдержать испытание! И моё развитое творческое воображение – оно не моё, оно развилось только за счёт тесного контакта с действительно развитыми творческими воображениями моих близких!
Друг мой, друг мой, как бы я хотел снова оказаться на том мостике Фемистоклюса возле мировой помойки и закричать, не умничая и не рассуждая: «За всё благодарю Бога! За все долгие годы радостной и счастливой жизни рядом с моей милой Варенькой, с нашими дорогими детьми! За всё! За всё! За всё тёплое, нежное, ласковое, весёлое, доброе, вкусное, заботливое, мирное и покойное!» Но разве вернёшь этот шанс? Я, обвешанная научными званиями, говорящая зверушка, которая даже не может объяснить, что такое гроза Кататумбо, стала человеком только рядом с теми, кто её любит, потому что любовь – это единственное удобрение для нашего роста! А вот Дудкин так и остался зелёным…
Нервы мои совсем расшатались, кажется я даже стонал от бессилия и от страха за близких людей.
Мы причалили, Савва уже встречал нас, я вышел на берег со своей тяжёлой ношей и сразу ему всё рассказал, и передал пакет с вещами А.Д.
- Не огорчайтесь, сэр, - сказал Савва спокойно, - у пропавшего господина есть ещё важное дело, он мне сказал, что собирается сделать предложение приезжей даме: она пишет в стихах его биографию, а он ей – авторский патент на технологию преобразования эмбриона лягушки в зародыши саламандры! Некоторые, как Пифагор, инсценируют свою смерть, чтобы понаблюдать за реакцией знакомых!
Я не поверил. Когда мы поднялись в отель, я спросил моих молодых друзей: «Как будем действовать? Лучше мне завтра пойти одному?»