Истории господина Майонезова (СИ)

— Не могу отказать умоляющему взгляду, - сказал Войшило, выкладывая «знатный» кусок в тарелку Рокки, - ибо, как говорил один профессор, женщина – это твёрдая косточка внутри спелого персика, а мужчина – это мякоть внутри твёрдого кокоса! А уж он-то знал толк в психофизиологических различиях между мужчинами и женщинами!

— Но какие выводы по «любви» и «страсти»? – спросил с нетерпением Кот.

— Одни способны жить безбрачно, другие – моногамно, а третьи – исключительно полигамно, то есть, каждому – своё! Мы вернулись к той формуле, от которой пошли. Страсть обладает способностью роста, она заполняет сначала голову, потом сердце, потом душу и требует всё новых форм насыщения, вплоть до регулярного порочного онанизма, разврата, измен и даже – извращений. Любовь наполняет душу светом, сердце – радостью, голову – благородными мыслями, а тело – теплом. Я согласен с господином Фигуркой, «любовь» и «страсть» - это два разных, рядом растущих дерева, другое дело, что мы с удовольствием рвём плоды как с одного, так и с другого, - закончил глубокомысленно профессор.

В голландке раздался резкий треск, дверца приоткрылась, из неё опасно свесилось горящее полено, отчего весь тёмный угол осветился алым заревом. Маша, вскочив с дивана, схватила чёрную кочергу и ловко направила выпадающее полено в глубину печи.

Паралличини, поймав на себе взгляд профессора, обратился к нему: «Вы можете объяснить многие вещи, мои родители, как-то, сказали, что мне пора поработать на Бога. Но если Он, такой гениальный Творец, как он может нуждаться в моей работе?»

— Это можно сравнить с такой работой: когда мы хотим поступить в престижную гимназию, мы, не покладая рук, учим и зубрим потому, что от этого зависит на место в каком университете мы сможем рассчитывать на следующем этапе. Мы поработали, и нас в эту желанную гимназию зачислили, нам там было трудно, но интересно, и мы развивались. И вот снова пришло время поработать, чтобы попасть в желаемый университет. Так и здесь: чтобы попасть после смерти к Богу, нужно потрудиться, иначе не сдадим экзамена и не обеспечим себе нового круга развития, - объяснил профессор.

В тёмном углу на лежанке, над которой висел «Московский дворик» Поленова, что-то зашевелилось, закряхтело, и голос Фемистоклюса сообщил: «А ваш экзаменационный билет будет из двух вопросов: «вера» и «добрые дела»!»

— Ой, дедулечка, мы и не заметили, что ты там спишь! – радостно воскликнула Варвара Никифоровна, - Начались Святки, а ты – известный фокусник и затейник, покажи нам маленькое чудо!

— Как они себя вели, Машенька? – спросил Фемистоклюс.

— Благовоспитанно, - отвечала она, с трудом сдерживая улыбку, - если бы не господин Войшило, я бы сегодня повыбивала себе все зубы!

— Хорошо, - прошамкал дед, - подай-ка мне, внуча, эту большую красивую сахарницу с розочками и ангелочком на крышке!

Варвара Никифоровна охотно с приятной улыбкой ассистентки исполнила его просьбу. Дед приоткрыл крышечку, посмотрел оценивающе, вытянув губы, закрыл, положил сверху вышитую салфетку с вензелями: «К.В.А.» и три раза резко махнул на салфетку рукой, проговорив: «Кормор – моркор!» Маша на него пристально взглянула, остальные заулыбались.

— Ой, я знаю, - затараторила радостно, желая всех опередить, Ро, - сейчас вылетит жёлтый цыплёнок!

— Нет, это будет букетик весенних цветов! – уверенно заявила Варвара Никифоровна.

— Я думаю, много длинных цветных ленточек! – сказала сияющая Берёза.

— Может быть, пушистый кролик? В очках? – предложил Кро.

— Или рыженькая большеглазая белочка? – спросил ласково Фигурка.

— Нет, это – перепиленная пополам девушка! – озорно выкрикнул профессор.

— Уточка, Серая шейка?! – воскликнул Пыш.

— Нет – нет, это Аленький цветочек! – умоляюще попросила Мушка.

— Из сахара – можно только съедобное, «Дунькина радость»? – спросил Паралличини.

— Съедобная мышка! – гаркнул Кот, - А если серьёзно, голуби, стая голубей! Может открыть дверь?

— Всё, дети, не хочу вас больше обманывать, - сказал дед, снимая салфетку и поднимая, словно в надежде, крышечку с ангелочком, - это, увы, только сахар!

— Бывает! – с пониманием воскликнул профессор, - И у Кио не получалось!

— Фу-у-у, дедуля, как не красиво! – разочарованно протянула Варвара Никифоровна.

Молодёжь насупилась на деда, как мышь на крупу.

— Стихи, это разве не чудо, - заговорил Фемистоклюс, - когда человек пассивную материю пропускает через свою душу, сердце и разум, наполняя её чувствами, смыслом и ритмом? Но к стихам быстро привыкают, и, даже, сам автор не считает их уже чудом и начинает рифмовать всякую «хреновину с морковиной», например: «Эскимосы, эскимосы закурили папиросы, папуасы, папуасы завалились на матрасы!» А к зрительным чудесам привыкают ещё быстрее, чем к стихам. Хватит с вас и того чуда, что вы побывали в Памяти Мира! Жду вас через полчаса в погребе, да не забудьте забрать свои и оставить чужие вещи!

Тарелки зазвенели, стулья задвигались, Мария хотела положить гостям на дорожку остатки пирога, а Варваре Никифоровне мочёных яблочек, но вспомнила дедов наказ.