Истории из лёгкой и мгновенной жизни

Я всё детство своё провел в «скучной советской библиотеке» – и это было отличное детство. Я все волшебные книжки помню, которые приходили к нам в деревню: «Электроник» в белой обложке, пухлый, коричневый том из трёх романов о Штирлице Юлиана Семёнова – чудо невозможное, собрание стихов и публицистики Есенина в одном томе, удивительные раритеты – издания Марины Цветаевой.

Сейчас в моей деревне нет библиотеки вообще. Теперь там не скучно, как прежде. На месте этого здания растут весёлые лопухи.

В стране исчезли тысячи библиотек – зато теперь у нас есть «Comedy Club».

Вы спросите: зачем я это сравниваю? Да я не сравниваю – это они; я ж за язык их не тянул.

Картина «советского», которая зримыми и незримыми пассами складывается, алогична, а порой просто смехотворна – но в виду того, что за 25 лет выросло целое поколение, не знающее тех времён, – приживается любая благоглупость.

Один дурацкий, но очень знаменитый публицист недавно, походя, заявил: «…при совке Захар Прилепин работал бы ментом, а сейчас пишет книжки и зарабатывает приличные деньги».

То есть, мы должны сделать совместный вывод, что в Советском Союзе книги писать было нельзя? И уж тем более зарабатывать на них? Можно было только «ментом» работать?

В Советском Союзе тысячи поэтов зарабатывали на, боже мой, стихах! Такого вообще нигде в мире нет и не было. И если этот дурацкий публицист скажет (а он скажет), что все эти поэты были «про Леонида Ильича и БАМ» – то он просто не знает предмет разговора.

А прозаики? Где, позвольте спросить, публиковался Юрий Трифонов? Неужели Виктор Астафьев писал в стол? Разве существуют не изданные романы Булата Окуджавы? Где многомиллионными тиражами были опубликованы Фазиль Искандер и Чингиз Айтматов? В какой такой стране публиковались Фёдор Абрамов и Василий Белов?

В какой, наконец, стране вышли все главные книги Анатолия Рыбакова, включая «Дети Арбата»?

В СССР они вышли.

Была ли цензура? Была. Шаламова публиковали? Рассказы, увы, нет – только стихи.

«Москву-Петушки» Ерофеева – не публиковали.

Всякое бывало.

В мире по сей день всякое бывает: одно публикуют, другое – категорически нет, даже в самых свободных европах.

Общались недавно с замечательным режиссёром Павлом Лунгиным – и он рассказывал мне про Бориса Ельцина в самых панегирических тонах.

Я позволил себе мягко усомниться в масштабе этой фигуры, на что Лунгин сразу ответил: если б не Ельцин – ты бы тут не сидел. В смысле, в телестудии.

А где бы я сидел?

Где сидел Алексей Герман, снявший все свои картины в СССР? Где сидел Андрей Смирнов, снявший все свои картины в СССР? Где сидел Марк Захаров, снявший все свои картины в СССР?

Мне скажут, что они редко снимали, их картины резали, выпиливали из них целые куски, еле допускали на экран, мешали работать. Правда, когда работать разрешили, выяснилось, что Герман и Смирнов и в свободную эпоху работают в том же ритме: одна картина лет в шесть, а то и десять. А Марк Захаров вообще снимать кино перестал.

Я, когда был маленький, видел, где сидел неистовый противник советской власти Эльдар Рязанов. Он вёл программу про кино в советском телевизоре. Очень бодро и деятельно выглядел, и рассказывал интересно.

Почему они все сидели там, где они сидели, а я сидел бы где-то в другом месте?

И собственно, в каком? В тюрьме? А Ельцин бы меня освободил?

Я действительно должен в это поверить?

Из уст в уста передаётся этот замечательный довод: «Знаете, как легко определить истинное отношение людей к советскому времени? Надо спросить: хотел бы ты жить там? Вот хотел бы ты жить при Сталине, Захар?»

Какой-то, право слово, детский сад. А вы хотели бы жить при Александре Македонском? При Чингисхане? Быть свидетелем Куликовской битвы? Восстания Емельяна Пугачёва? В 1913 год хотели бы попасть?

Я вот совсем не хочу.

Предпочёл бы я посмотреть на тридцатые годы XX века вместо девяностых? Безусловно.

Мне тут скажут: тебя бы там расстреляли, в тридцатые.

Ну, естественно; что вы ещё можете сказать.

Когда, спустя тридцать лет, господа оппоненты, кто-нибудь скажет вашему сыну: если б ты жил в девяностые, тебя бы убили в бандитской разборке – вы как на такого человека отреагируете?

Вот и я на вас так же реагирую.

Татьяна Друбич, актриса, которую я очень любил, в недавнем интервью говорит: «У Фёдора Конюхова – классическая советская семья: посаженные, репрессированные».

По подсчетам видного российского демографа Леонида Рыбаковского, потери в Отечественной войне составили 11 % населения СССР. Учитывая то, что среднестатистическая семья состоит из четырёх человек, выходит, что почти половина семей в стране потеряла ближайших родственников.

А потери от политических репрессий составили, согласно той же статистике, 0,5 % от общего населения страны.

Как в таком случае семья с «посаженными, репрессированными» может быть «классической»?

Никак не может. И ничего с этим не поделаешь.

Отменяет ли это ужасы политических репрессий? Нет.

Но формулировать так, как Татьяна Друбич, – некорректно, просто потому, что такие утверждения не соответствуют действительности.