Он отловил Питса только через неделю после того, как идея осенила его измученную жарой голову. Питс восседал, откинувшись, в плетеном кресле, стоявшем на тротуаре, и рассматривал фотографии в журнале "Галлери", те, где обнаженные девицы.
Дело было в воскресенье, последний день июля, на улицах людно и очень жарко, как во включенной духовке. Все видели, как Ханк подошел к Альберту "Питсу" Барфилду и облокотился на спинку его кресла. Прохожие "почувствовали", как одна единственная мысль пульсирует в сознании Ханка, они так же видели внушительный гетто-бластер, который он держал за рукоятку и револьвер в переднем кармане его брюк, а потому все они кинулись врассыпную.
Питс весь ушел в созерцание разворота, главным украшением которого был портрет предприимчивой девицы по имени Кэнди (питавшей слабость, как утверждала надпись, к "морякам и вообще мужчинам, с руками сколь сильными, столь и нежными"). Питс достаточно скрупулезно оценивал ее стати и потому не отреагировал вовремя на угрожающие действия Ханка. Исходя из размеров револьвера, которым запасся Ханк, люди пришли к выводу (хотя они даже ртов не раскрывали, разве только для принятия пищи), что мысль, осенившая Ханка поздно ночью, будет иметь для старины Питса самое роковое значение.
Кресло с треском вылетело из-под Питса.
- Эй, Ханк! Ты что...
Ханк достал оружие - "сувенир", оставшийся со времен службы в армии. Это еще раз напомнило ему, что он-то отслужил свой срок не где-нибудь, а в Корее; это вам не хухры-мухры, вроде войск для поддержания порядка...
- Лучше сиди на месте, приблудный сукин сын, - остановил его Ханк, - в противном случае, им придется отмывать витрину от твоих кишок.
- Ханк... Ханк.., что...
Ханк выудил из кармана рубашки пару миниатюрных наушников. Он подсоединил их к большому радио, включил его, и втиснул голову Питса в дужку наушников.
- Это тебе, Питс. Надеюсь, эта штука поможет тебе сориентироваться, когда ты отправишься отсюда восвояси.
- Ханк.., пожалуйста...
- Я не собираюсь обсуждать это с тобой, Питс, - пояснил Ханк по-мужски открыто и вполне искренне. - Даю тебе пять секунд, чтобы одеть наушники, затем тебе предстоит пережить небольшую телепортацию.
- Господи, Ханк, да ведь из-за этой грошовой партии в покер... - завопил Питс. Пот градом катился по его физиономии, пропитывая насквозь ворот и грудь его рубахи цвета хаки. Его немытая туша убийственно благоухала; помимо этого, от него несло перегаром, как из винной бочки.
- Один.., два...
Питс озирался, как затравленное животное. Улица вокруг них опустела, словно по волшебству. Несмотря на десятки машин, припаркованных у рыночной площади, по главной улице проехала одна единственная машина. Вокруг ни души. Давящая тишина завесой опустилась на окрестности. Теперь и Питс, и Ханк могли расслышать тихую музыку, доносившуюся из наушников. "Лос Лобос" выражали сомнение, сможет ли волк выжить.
- Это же просто масть пошла тогда, я был совершенно не при чем! - сорвался на визг Питс. - Бога ради, кто-нибудь, наденьте наручники на этого типа!
- ..три...
Теряя рассудок от страха и отчаяния, Питс выкрикнул:
- Ты, чертов неудачник!
- Четыре, - сказал Ханк, поднимая свой армейский револьвер. Рубаха Питса была хоть выжимай, округлившиеся от страха глаза вылезали из орбит, от него несло, как от взмыленной лошади.
Он осторожно схватил наушники.
- Хорошо! Хорошо! Согласен! Уже одеваю, видишь?
Он одел наушники. Все еще держа его на мушке, Ханк нагнулся к гетто-бластеру, в котором уже была поставлена кассета, на ленте которой было записано всего одно довольно многозначительное слово: "Посылаю".
Ханк нажал кнопку "Play".
Питс разразился криком. Вскоре крик начал стихать, словно что-то, находящееся внутри Питса, теряло силы и исчезало. То же самое происходило с его внешней оболочкой: он весь словно тускнел, становился бесплотным.., словом, становился потусторонним. Переставая принадлежать к нашему измерению, Питс Барфилд выгорал, как фотография. Кожа вылиняла до молочной белизны, теперь уже и губы шевелились, не издавая звуков.
Последний кусочек реальности, спасительной, грубой реальности - нижняя половина двери бара, казалось, распахнулась за его спиной. Его не покидало ощущение, что реальность - Хэвенская реальность - трансформировалась, повернувшись по какой-то неизвестной оси (как в трюке с книжным шкафом, оказавшимся замаскированной дверью). Теперь за спиной Питса простирался зловещий пурпурно-черный пейзаж.
Полетевший неизвестно откуда порыв ветра взъерошил волосы Ханка, звук, похожий на выстрел из оружия с глушителем, застрял у него в горле, мусор на асфальте - фантики, окурки, разорванные упаковки от сигарет, несколько долек хрустящей картошки - все это стремительно потянулось в отверстие, словно в сопло пылесоса. Ничего удивительного, что воздушный поток устремился в безвоздушное пространство другого измерения. Кое-какие бумажки приставали к ногам Питса. А некоторые, как подумал Ханк, проходили прямо через него.