Истории мёртвой зимы

— Но это невозможно! Зачем? Всё так бессмысленно! — воскликнула я, стараясь не заплакать.

Он повернул ко мне голову.

— А разве много, кто ищет смысл, пока живёт? Или хотя бы задумывается о нём?

— Не знаю… Наверное, нет. А ты?

— А у меня теперь нет другого выхода… Умереть можно только раз. Ничего не осталось. Только думать и искать смысл.

Возникла долгая пауза, прерываемая лишь редким механическим движением его век.

— Считаешь, оно того стоило? — серьёзно спросила я, когда молчание сделалось невыносимым.

— Но ведь зачем-то же нас всех подняли… Может, именно для того, чтобы мы задумались? Если так… То оно того стоило.

Переборов брезгливость, я вдруг прижалась к его губам и поцеловала, ощутив холодную и суховатую плоть. А потом, вновь устроившись щекой на бездыханной груди, прошептала.

— Я всё равно люблю тебя… Понимаешь?

— Да.

— А что чувствуешь ты?

— Тепло. И свет. Ты не видишь, но тут всё время ослепительно светло. Даже сейчас. И твоя слезинка тоже светится, — холодным пальцем он смахнул каплю, зависшую у меня на реснице. Я невольно улыбнулась. Как он может видеть в кромешной тьме?

— И твоя улыбка тоже светится, — добавил он.

— Ты точно больше никуда не уйдёшь? — зачем-то задала вопрос я.

— Нет.

— Тогда давай спать.

— Мне теперь незачем спать. Но я хочу спать. Так что давай спать, — согласился он и нежно положил руку мне на голову, как поступал прежде много раз. — Завтра мы можем пойти в парк и поиграть в снежки.

— Но мы ведь не делали этого, когда ты… был жив.

— Именно поэтому.

Смена Харона, или записки доктора Мертвяго

Мерзопакостная погода стоит. Слякотная. Грязная снежная каша под ногами уже неделю как. Словно тот, кто где-то наверху погодой заведует, устал и подремать лёг. И туман этот противный. Бледно жёлтый, будто застарелое пятно на белом халате. Спускается, наползает отовсюду, из каждой подворотни.

Старенький УАЗик, пробуксовав колёсами, свернул во дворы. Врач «скорой» Харитонов поплотнее завернулся в куртку с поломанной молнией и отвернулся от окна. Его уставший взгляд скользил по привычным внутренностям микроавтобуса, стараясь нащупать хоть что-то не окончательно безрадостное. Напротив, уткнувшись в телефон, сидел стажёр Ведунов — залипал в какой-то игрушке. За рулём — водитель Коля Рыжкин — мужик лет сорока с забинтованной головой. Прошуршав бортом «буханки» по сухим веткам каких-то неопрятных кустов, он с тоской вздохнул «Э-ге-ге», остановил машину у подъезда и повернулся в салон — «Ага. Да?». Мол, привёз, куда надо.

«Приехали, Коль. Да. Жди нас», — кивнул Харитонов, взял сумку, поторопил стажёра — «Шустрее давай». Тот выскочил, сразу утонув кроссовками в снегу. Доктор вышел следом, хлопнув дверью буханки, через грязное стекло ещё раз взглянул на водителя.

Если бы не знатный отпечаток советского образования на физиономии, то в таком виде и с этими междометиями, Рыжкин точно сошёл бы за Шарикова. Подстать тачке. Из какого могильника они её только вытащили. Но, какие уж есть… Грех жаловаться. В кои-то веки бригада ездит полным составом.

Стараясь отогнать гнетущие мысли и не замечать окружающей неустроенности, медики быстрым шагом зашли в парадную.

Дверь на втором этаже была уже открыта. Их ждали.

— Быстрее. Там. В дальней комнате. Маме плохо, — молодая женщина, смущаясь, плотнее запахнула домашний халатик. Оба медика, не разуваясь, прошли, куда было указано.

— Да, нет… — задумчиво протянул доктор, склонившись над стареньким диванчиком и ещё более старой пенсионеркой, — ей уже хорошо.

Исполнительный Ведунов проверил пульс, дыхание, начал было, как учили, делать реанимационные действия, но Харитонов давно всё увидел. Бледное лицо, испещрённое глубокими морщинами, обрамлённое сухими прядями седых волос. Что-то в нём было. Нечто расслабленное, спокойное, почти блаженное. Врач тронул ассистента за плечо.

— Хватит. Всё уже.

— Она?… — молодая женщина осеклась, готовая заплакать.

— Да. Умерла, — обернулся Харитонов. — Ну, что вы в самом деле? Ну, умерла… Что же…

— Действуем по дзета-протоколу? — уточнил стажёр и, получив одобрительный кивок доктора, принялся за дело. Хозяйка квартиры, ещё не успевшая как следует расплакаться, с удивлением наблюдала, как парень достал из спортивного рюкзака моток широкого скотча и принялся быстрыми отработанными движениями связывать мёртвое тело.

— Вы ведь… Её заберёте?

— Зачем? — не понял врач и экзаменаторски обратился к помощнику. — Ведунов. Поясни порядок.

— В отсутствии черепно-мозговых травм и прочих тяжких телесных повреждений исполнение дзета-протокола не требует госпитализации и может осуществляться на дому, — он закончил связывать покойницу и посмотрел на её дочь. — Мама у вас была при памяти?

Женщина утвердительно кивнула.

— Не буйная? Боли не мучили? Кричать не будет?

— Нет…

— Ну и хорошо, значит, рот заклеивать не надо. Скоро пообщаетесь.

— Пообщаемся?…

— Да. Поговорите. Это им полезно. Быстрее в себя приходят. Но раньше третьего дня разматывать не советую. Вдруг что… Непроизвольное.

Ведунов подошёл к окну и по-хозяйски распахнул его.