Да нет, не случайной, а знаковой была эта встреча для Бежара-хореографа, который чувствовал внутреннюю связь с музыкой Стравинского всю свою жизнь.
Гектор Берлиоз – композитор из другого времени. Взявшись за постановку «Ромео и Юлии» (название сценической версии Бежара), хореограф принялся беспощадно кромсать партитуру. Но в этом не было неуважения к музыке – просто Бежар подчинял своему замыслу всё. В финале артисты – юноши и девушки – выходили на рампу и кричали в зал:
Балет «Парижское веселье» 1978 года – совсем другой: остроумный и смешной. Во многом это воспоминание о первом педагоге юного Мориса – мадам Рузан, эмигрантке из России. Ничего удивительного – Бежар бесконечно в поиске. Удивительно другое – человек, имеющий огромное число поклонников по всему миру, поднявший волну под названием «бежаромания», в жизни был невероятно скромен. Он был равнодушен к удобствам, у него даже не было собственного дома. Важно было одно: чтобы квартира-студия, которую он снимал, находилась как можно ближе к работе. Он спал на матрасе, лежащем на полу, его окружали кошки, которых он очень любил, и он до ужаса ненавидел телефон, который отвлекал его от чтения и музыки. Одевался Бежар всегда в черное – черные брюки, майка или водолазка, простые кроссовки. Такая добровольная аскеза настраивала на рабочий лад, на творчество.
У Бежара работали артисты со всех континентов. Даже не стоит говорить о том, насколько они были талантливы. Но Бежар прекрасно понимал: чтобы труппа была слаженным механизмом, нужны хорошие педагоги. С огромным уважением он относился к русскому балету, и даже в те годы, когда Советский Союз был отделен от других стран «железным занавесом», он всё-таки добивался того, чтобы к нему приезжали выдающиеся педагоги русской школы. В начале шестидесятых с ним работали Асаф Мессерер с женой Ириной Тихомировой, Суламифь Мессерер, и до сих пор в школе, созданной Бежаром, работает Азарий Плисецкий, младший брат Майи Плисецкой. С русским балетом Бежара связывала любовь, которая длилась всю жизнь.
Морис Бежар очень хотел привезти свои постановки в Россию, и когда это случилось, в 1978 году, для советских зрителей это была настоящая сенсация. Ранее, в 1969-м, на Первом Международным конкурсе артистов балета в Москве Франческа Зюмбо и Патрис Барт показали пронизанное эротикой адажио из бежаровского балета «Бхакти», и публика была в восторге. Но это публика, а Екатерина Фурцева, тогдашний министр культуры, категорично отрезала: «
Позже Васильев и Максимова добились разрешения станцевать дуэт Ромео и Юлии в Большом театре. Нам с Андрисом повезло увидеть это чудо. Дуэт длился восемнадцать минут, и в зале все замерли, кажется, даже дышать перестали, а затем – шквал аплодисментов. Мы с братом в полном молчании пришли домой. Для нас это было настоящим потрясением – неужели так могут звучать тела танцовщиков? Как же Бежару удалось так просто и понятно рассказать о любви – современным языком?