Истории мирового балета

В конце августа 1940 года правительство издало указ о проведении в Москве декады татарской литературы и искусства. На подготовку отводился год. В соответствии с планом Татарский оперный театр должен был показать на декаде балет на национальную тему. Национальную? Но где же взять такой? К счастью, незадолго до этого молодой татарский композитор Фарид Яруллин и писатель Ахмет Файзи принесли либретто балета «Шурале». Для постановки был приглашен Леонид Якобсон. Сегодня балетная труппа Татарского академического государственного театра оперы и балета имени Мусы Джалиля одна из лучших в стране, а в то время она только-только была создана. Зато Якобсон наконец-то нашел понимание. Либретто он переделал сам, и история получилась романтичная – что-то вроде татарского «Лебединого озера»: сказка о лешем Шурале, у которого в плену томится девушка-птица Сююмбике; охотник Али-Батыр побеждает злого Шурале, спасает девушку, и леший погибает в горящем лесу. Все артисты работали с большим азартом, генеральный прогон спектакля был назначен на 3 июля 1941 года, но злой рок будто преследовал Леонида Якобсона – грянула война, и премьеры не состоялось.

С 1942 по 1950 год Якобсон снова работает в Кировском балетмейстером, но работа, по его собственному признанию, была рутинной. Тысяча девятьсот сорок второй год – это Пермь, куда были эвакуированы Кировский театр и Ленинградское хореографическое училище. Здесь Якобсон встретил свою музу – молодую балерину, недавнюю выпускницу училища. По ее словам, она влюбилась в него заочно, потому что видела кое-что из его постановок и внутренним чутьем поняла: он – абсолютный гений. «Мне было всё равно, какой он – кривой, косой. Для меня он был просто чудо. А когда я увидела его – обомлела, и после встречи в Перми мы уже не расставались», – позже скажет она. Пара поженилась, Ирина Давыдовна Якобсон станет бессменным репетитором на всех постановках мужа. Она сохранила и передала нам наследие Якобсона. И не только – передала молодым исполнителям его трепетное отношение к хореографии, к каждому нюансу, ведь известно же, что в искусстве нет мелочей.

Закончилась война, театр вернулся в Ленинград. Якобсон уже думал, что к поставленному им в Казани балету уже не вернуться. Однако случилось иначе: в Кировском заинтересовались «Шурале». Последовали переделки, в частности, композиторы Валентин Власов и Владимир Фере сделали новую оркестровую редакцию. Изменилось и название – теперь балет назывался «Али-Батыр» (позже снова вернули «Шурале»), и поставить балет позволили Якобсону.

Премьера прошла с оглушительным, невероятным успехом. Заглавную партию в очередь исполняли замечательные характерные танцовщики (а потом и балетмейстеры) Игорь Бельский и Юрий Григорович. Кстати, во многих книгах о балете чаще всего можно увидеть фотографию Григоровича – Шурале. Прекрасный прыжок и выразительное тело (а тело, по выражению Якобсона, «должно говорить»).

Как складывалась жизнь Якобсона в театре? Если коротко – неидеально. С одной стороны – суперпрофессиональная труппа, но с другой – работать с артистами тяжело, и признают его далеко не все. На репетициях он мог рявкнуть: «Мне не нужна классика». В интерьерах Кировского он выглядел чужаком в своем заношенном свитере и простых брюках. Он не ходил на худсоветы и со многими был на ножах. Какой-то остряк из труппы сочинил:

На сцене слышен страшный стон,
Балет там ставит Якобсон.
Мелькают руки, ноги, лица,
Идет гран-па на ягодицах!

Однако «Шурале» («Али-Батыр») в 1951 году получил Сталинскую премию – это было невиданное признание для вечно гонимого художника.

Гром грянул среди ясного неба. Несмотря на абсолютный успех и гром литавр, одна из центральных газет напечатала статью А. Андреева «Космополит в балете». Автор представил Якобсона-хореографа врагом классического балета, «формалистом» и «леваком». Из Кировского пришлось уйти… Более того, произошло невероятное: «Шурале» оставили в репертуаре, а Якобсон не мог даже войти в театр. Было невыносимо, он оказался на мели, выручала только зарплата жены, которая танцевала в Кировском.