Истории, написанные при свече

– Ульрика, у тебя случилась беда? Если не тайна, что же случилось? Я могу чем-то помочь? Я же друг, я беспокоюсь за тебя…

Ульрика бросила несчастный взгляд на лоскутки аквамаринового атласа и, шмыгая носиком, ответила:

– Франсуа, друг, моё главное горе случилось восемнадцать лет назад, когда я появилась на свет, сразу обречённая на одиночество, разбитые мечты и унижения в течение всей жизни. Я…, ты понимаешь, друг, выросла, как я тебе рассказывала в семье очень жестокого человека, торговца мушкетами и ружьями Ханса Беккера, и за детство, со скольких лет я себя помню, я не услышала от родителей ни одного хорошего слова. Мать была равнодушна, как глиняный кувшин, и никогда не интересовалась жизнью своих дочерей, только, когда подрастила до десяти лет, стала учить читать, писать, да вести хозяйские домашние дела. Отец же был настоящий нарцисс, бесчувственный самовлюбленный тиран, он издевался надо мной и моей младшей сестрой, как хотел, и бил, и порол, и держал голодом, всячески унижал, делая из нас покорных служанок. Конечно, это было обидно, конечно, хотелось узнать самую простую родительскую заботу, без любви я чахла, моя самооценка просто была опущена в дождевую лужу. Но, понимаешь, я всегда верила, верила, что моя жизнь изменится к лучшему, когда я вырасту. Ведь я – не глупая кукла, не безграмотная чернавка, я не только хозяйством умела управлять, я образована, и этикет знаю, и танцы бальные, и читать люблю, особенно я полюбила пьесу Шекспира «Ромео и Джульетта», «Илиаду» Гомера , и романы о короле Артуре, и музицировать на клавесине я умею, и, между прочим, никто не знает, а я неплохо, хоть и любительски, к этому ещё пою, и очень люблю это развлечение, когда рядом никого нет. И я верила, что выйду замуж за доброго хорошего любящего меня человека, который будет уважать меня, как личность, любить. Будет не заставлять повиноваться, а относиться, как к равной, уважать. Пусть он был бы не лорд и не граф, и не имел миллионов, был просто зажиточным работящим человеком или торговцем, но мы бы жили, как и положено мужу и жене, в согласии и взаимной любви. Я чувствовала бы его ласку, нежность, расцветала бы и любила в ответ, берегла уют нашего семейного очага. И я пела бы ему, вместе читали бы, когда отдыхали, а потом я бы родила мужу красивых здоровых умных талантливых детей, и у нас была бы большая и счастливая семья. Но все мечты рухнули, когда за несколько сундуков с золотом, отец отдал меня замуж за старого сморчка, страдающего по своей первой жене, равнодушного Хлодвика-Карла, неласкового старика-грубияна, который, ни разу не обратил на меня внимания, как на жену, даже когда я появилась перед ним в том сказочно прекрасном аквамариновом платье. Я не могу смириться с тем, что я совсем одинока, и никогда не могу родить ребёнка. Я пыталась, пыталась наладить свою жизнь королевы во дворце, проявить свой ум, понимание, но и тут я стакивалась с постоянным унижением со стороны этой капризной несносной девицы Фредерики-Берты. А недавно она, позавидовав мне, перед балом, порвала то платье, что ты мне сшил, и это её унижение стало последней каплей. Ты, Франсуа – мой единственный друг, прости за мою слабость и откровенность в этой исповеди, но мне больше не с кем поговорить просто по душам…

Франсуа очень внимательно, со сосредоточенностью на светлом аристократичном лице слушал исповедь своей подруги и с искренней болью, состраданием смотрел на Ульрику. Потом подошёл к девушке, аккуратно вытер слёзки батистовым платочком и мягко изрёк в ответ: