Истории, нашёптанные Севером. Антология шведской литературы

Но надо же в кои-то веки и слезть со стула — поглядеть, что там такое на подоконнике и на полу за диванчиком. Шмеля нигде нет. Исчез. Улетучился. Пропал. Ну и хорошо, зато не будет больше никому мешать.

После этого она надевает чистые белые гольфы, красные шортики с белыми полосками по бокам и голубую футболку с маленьким зайкой на груди. Аннели сама все выбрала и сказала, что это то, что надо. Что это нормальная красивая одежда. Как раз для праздника.

Вернулся Папаня в приподнятом настроении, и ему пришла одна идея. Идея такая отличная, что он без конца насвистывает песню про Хартов-Голда. Еще он принес с собой картонную коробку, с прошлого месяца валявшуюся в багажнике сааба. Раньше в ней лежал гидравлический насос, который теперь стоит в подвале у Уве Юнсона и делает «др-р-р» (когда давление жидкости достигает отметки ниже двух баров). Коробка большая, как из-под обуви, и, поскольку двигатель Папаня уже заменил, теперь она лежит без дела. На желтой этикетке изображены черные циферки и значки, а так вообще картон коричневый и прочный.

— О-от какая хорошая мысля мне пришла. У них ж нету шерсти, такшт у ребятишек, скорей всего, и аллергии не буит. Всем ж шалопаям иногда хочица се зверушку завести.

Сандра заносит ведро в дом и медленно, по очереди, перекладывает лягушек из него в коричневую коробку. Начинает с Самого Принца-Солидного-Плюха, а за ним идут и все остальные. Растворившийся в воде сахар уже не видно, а то бы лягушкам положили с собой в дорогу еще и перекус. Внимательно наблюдавшие за переселением каждой лягушки Папаня и Аннели затем запечатывают коробку: пока он наклеивает горчичного цвета скотч, она всю эту конструкцию поддерживает, и ей с коробки на пальцы капает вода.

— От-так!

И в этот миг Папаня будто глядит на Сандру и видит, что она все же чуточку огорчена, и поэтому продолжает:

— Да не грусти ты, дочура, ты ж знаешь, у них там в центре нету стока лягушек, скока у тя тут. — Он поглаживает ее широкой ладонью по спине. — Да и ваще, када у тя буит день рожденья, ты их можешь обратно се забрать!

Аннели достает из чулана под лестницей рулон упаковочной бумаги. Бумага рождественская, с узором, на котором Санта-Клаусы с горой подарков мчатся в санях по заснеженному пейзажу, но, кроме этой бумаги, дома все равно ничего больше не найти, да и вообще не стоит судить по обложке.

У Сандры внутри все так и сжимается при виде того, как Папаня то так, то эдак тормошит коробку, чтобы бумага легла как надо. Ее должно хватить не только на обертывание, но и на загибы по бокам. Зубами отрывая кусочки скотча, с горем пополам он заканчивает работу и сразу становится такой гордый.

Сандру сажают на заднее сиденье, а коробку кладут ей на колени. Аннели же вечно так и норовит ехать спереди, а туда пускают, только как повзрослеешь и наберешься уму-разуму. Но из папы водитель такой, что по дороге тебя мотает из стороны в сторону и дыхание сбивается, так что, несмотря ни на что, поездкой все равно остаешься доволен. Вот так вот.

Это такой толчок. Он помогает встряхнуться и отпустить.

Подскакивая на усыпанной гравием дороге, в багажнике дребезжат детальки в один, полтора и три четверти дюйма. Это уже когда-то снятые с машины запчасти, но они еще могут однажды пригодиться. Там есть металлические тройники и переходники, хомуты, торцевые ключи и серовато-белая пышная льняная пакля, похожая на кукольные волосы или на колоски кипрея по осени. Голубой газовый баллон, несмотря на свою пузатость, твердо стоит на месте, а от него, извиваясь, отходит шланг. У Сандры на заднем сиденье лежат купоны спортлото, пустые пачки сигарет, обертки от мороженого, написанные от руки квитанции и еще всякая всячина. И снова клочки пакли. Есть в машине и дорогие вещи, но трогать их запрещено, они тоже похожи на какие-то ржавые штучки-дрючки. «Прибамбасы», — с улыбкой отвечает Папаня, когда она про них спрашивает:

— Прибамбасы не трожь!

В кувшинчике в черную пятнышку и с маленьким носиком хранится смазка. Пташка из металла.

Когда сааб Густавсонов сворачивает на девяносто второе шоссе, то дребезжание прекращается, потому что тут дорога уже заасфальтирована. Только теперь становится ясно, до чего противный шум стоял все это время.

Вдоль дороги на телеграфных столбах протянуты провода. Чаще всего из окон видно только лес, но когда позади столбов мелькают поля и поваленные деревья, то провода становятся похожи на черные нити, которые, едва успел вдохнуть, резко вильнут то вверх, то вниз, то снова вверх.

У Папани есть одно дельце в местном сельском киоске. Сейчас он только быстренько с ним разберется. Он пулей. И нечего тут бузить!