Читаем Истории, опутанные паутиной полностью

Истории, опутанные паутиной

Ты оставил меня в идеальных, казалось, условиях. Тишина и покой, печки треск ввечеру. Гаснет солнечный свет. И огонь с тенями и мыслями на шершавой стене начинает игру.

Здравствуй, милый мой край, где цветут апельсины на улицах узких. Где солнце жаром рвёт землю на пазлы, кусочки. Вижу всё, чувствую. Но нет точки в нескончаемой серии этих историй. Лишь полный мешок многоточий.

А потом всё пропало, исчезло, растворилось. Брежу, ты скажешь. Или просто снова приснилось.

Окна трещат от мороза. И на них паутина. На стенах, в душе, в голове – все миры, где живу лишь во сне, тесно связаны наяву.

Только делать с этим мне что? Я в игре твоего безумия – кто? Паук, муха, липкая паутина, в океане трёх звёзд угловатая, колкая льдина?

Я сегодня решительна, милый. Нарисую тебя на своей стене, на своей картине. Отныне ты герой моих выдумок, а не я твоя героиня.

Я заметил, что ты тоскуешь. Тебя не радуют серьги, кулоны и кружева. Благодаришь, натянуто улыбаешься. И в сундук свой прячешь, стараешься.

Я заметил припрятанными и радость от встречи нового дня, и созерцание заката, и смех твой, и слёзы. Да, ты даже не плачешь! Все свои чувства надёжно прячешь.

Я заметил, ты ничего не просишь: ни стихов, ни мороженого, ни просто окно открыть. Что, ничего не хочешь? Я не верю тебе, этого просто не может быть.

А сходи-ка ты туда, куда сам не знаю. Прогуляйся, послушай ветер. Я пока сундук твой сломаю. По ветру, да-да, этому самому, страхи твои раскидаю. Ты, верно, от обиды своей расплачешься. Ну и чудно. Хорошо, что больше не прячешься.

Не история о свободе

Плети древесных ветвей мне как рёбра невольничей клети. Но я не тоскую, о нет. В моих волосах только ветер, любовь. Недопетый куплет оборву полусловом, тебя награжу полувзором ещё одной пары глаз. Ещё одна пара фраз станет тебе укором за моё заточенье. Но я не тоскую, о нет. Спасибо, что даришь мне солнце, возрождаешь забытый сюжет.

История одиннадцатая. Об одиночестве

И вот ты стоишь на перекрёстке миров, продуваемая всеми ветрами насквозь. И снуют по дорогам ночных сновидений путники и беглецы, господа и рабы.

Каждый кидает монетку в протянутую ладонь, а взамен получает тепло, огонь.

Из этих монеток-смыслов, чужих образов, мыслей ты, нищенка, без устали ткёшь свою парусину. Волны ткани у ног трепещут, всё ждут, когда же в море, на корабль попадут.

А ты полотнищем укроешь замёрзшего, обнимешь скорбящего, выстелишь домовище. Благодарен всяк за твой ласковый взгляд, за тепло и уют. Всяк уверен, что здесь его ждут.

Особо пытливый выспросить хочет, что же тебя, безымянную, ночью бессонной тревожит, морочит.

Что ответить, ты и не знаешь. Суть в том, что ты ничего своего не даёшь, только лишь отражаешь.

История двенадцатая. О дружбе

Ты снова ведёшь меня за руку, или я тебя, непонятно. На вдох и выдох не делая паузы, ты пишешь на небе закатном. Крупные буквы, ровный почерк, но не разобрать мне текста сквозь дымку реальности, не оставляющей для иллюзий места.

Картины на небе сменяют одна другую, ты всё крепче меня обнимаешь. Меня, пока что живую. Прижимаешь сильнее ладони к моим глазам и окажется, что закат – это свет сквозь пальцы твои и мои. Шрам на мизинце, как у меня. Что происходит? Что за немыслимый бред?

Как всегда, ты молчишь, не скажешь и слова. На ладонях покажешь мне склейку случайных кадров из жизней, друг с другом не связанных. Да где же взяла ты их? Каждый миг иголочкой в сердце: здесь досада, там изумление, счастье и радость. А вот тут ничего не осталось. Странный период. Целый год ни туда ни сюда. Ни назад, ни вперёд. Что же, история закольцевалась.