Однако мать оставалась неумолимой. Пришла с работы Тая, я стал просить ее:
— Тайка, помоги, может быть, тебе удастся уломать нашего Ломоносова!
Но Тая — странные существа эти женщины, и кто их только поймет! Ведь я же не сомневался, что мать для нее совершенно чужая, внезапно нахмурилась и сказала:
— Не буду я ничего просить! И как тебе только не совестно?
Я все еще держался из последних сил.
— Девочка, если бы ты увидела эту палатку!
Но Тая не стала меня слушать, побежала открывать дверь, потому что раздался звонок.
Явилась тетя Зина. Как всегда улыбающаяся и заискивающая.
Мать считает, что мы с нею похожи, у обоих одинаковые улыбки. Я посмотрел на ее поблекшее лицо, на медоточивые, походившие на финики глаза, и вдруг во мне поднялось дикое раздражение против нее.
Неужели, подумал я, мы с нею похожи? И у меня такая же, как у нее, сладкая улыбка, словно стакан чаю с шестью кусками сахара?
И еще я подумал о том, что мать непременно сунет ей в карман некую дань, а мне, единственному сыну, своей отраде и надежде, она отказала в просьбе, такой, в сущности, пустяковой…
Тетя Зина между тем ничего не замечала. Расцеловалась с матерью, с Таей, потом подошла ко мне.
— Здравствуй, милый мальчик, — сказала она.
— Здрассте, — ответил я и отвернулся от нее.
Мимоходом я увидел, как Таино лицо мгновенно вспыхнуло, яростно сверкнули глаза.
Но тетя Зина ничего не желала замечать. Приподнялась на цыпочки, я же много выше ее ростом, и попыталась обнять меня, но я поспешил освободиться от ее объятий. Тетя Зина (недаром ее в семье считали недалекой) обернулась к матери, спросила огорченно:
— Что с ним, Никуся?
— Не обращай внимания, — ответила мать. — Плохой характер играет…
Тетя Зина заискивающе улыбнулась.
— Правда?
Мать посмотрела на меня, глаза ее за стеклами очков казались необычно злыми. Она медленно отчеканила:
— Напряги свои актерские способности, Валя. Ты меня, надеюсь, понял?
— Понял, — сказал я. — Только мне почему-то неохота напрягать свои актерские способности.
— А я требую! — мать слегка повысила голос.
— Успокойся, Никуся, не кричи на него, — сказала тетя Зина. — Он же хороший мальчик!
Она подошла ближе и стала гладить меня по плечу, по-прежнему улыбаясь искательной, какой-то удивительно нелепой улыбкой.
Я не выдержал, закричал:
— Отстаньте от меня, я вас не выношу! Неужели вы не понимаете, что вас все терпеть не могут?
Тут мать вмешалась, закричала что есть сил:
— Вон! Сию же минуту вон отсюда, немедленно!
И я убежал. Отправился в следующий подъезд, там жил Мика, мой школьный товарищ, и остался у него ночевать и вернулся домой только к вечеру, на следующий день.
Матери не было дома, Тая сидела на кухне, разложив тетради своих учеников на кухонном столе. В кастрюле, на плите, варилось мясо.
— Привет, — сказал я. Она подняла голову, но не ответила мне.
— Я сказал — привет!
Я попытался было обнять ее, она оттолкнула меня.
— Перестань, Тайкин, — сказал я и улыбнулся.
Я любил улыбаться, сознавая, что улыбка моя и в самом деле, как писал Лебедев-Кумач, флаг корабля, что мне идет улыбаться и я сразу же могу расположить любого, стоит мне только улыбнуться.
Правда, мне невольно подумалось в этот момент, что тетя Зина тоже постоянно улыбается и мать считает, что у нас с нею похожие улыбки.
Это меня несколько, признаюсь, охладило, и я перестал улыбаться.
Тая, надо сказать, никакого внимания на меня не обращала. По-прежнему сидела, опустив голову, правила красным карандашом исписанные страницы тетрадей, должно быть, проверяла классные сочинения своих учеников.
Но я не привык отказываться от намеченной цели и на этот раз тоже не захотел отступать.
— Тайкин, — сказал я нежно, мне вовсе не нужно было притворяться нежным, потому что она нравилась мне всегда и во всем. — Тайкин, маленький мой, почему ты дуешься? Думаешь, я где-то был? Да? Я ночевал у Мики, можешь у него спросить и у его мамы, она нас обоих пельменями угощала, причем своими, домашними пельменями, а не теми, какими ты угощаешь, из Елисеева или, в крайнем случае, из соседнего диетического.
Тая подняла глаза, глянула на меня исподлобья. Я подумал с гордостью: «Черт побери, а у меня жена что надо! Первый сорт!»
— А я о тебе вовсе не беспокоилась, — сказала Тая. — Я ужасно зла на тебя!
— Ты? Зла? Я засмеялся.
— Неужто ты умеешь быть злой?
Она резко ответила:
— Это все совсем не смешно!
— Что не смешно? — спросил я.
— То, что случилось.