Истории от разных полушарий мозга. Жизнь в нейронауке

Итак, то, что мы не наблюдали специализации правого полушария в заданиях с кубиками у всех пациентов, оказалось не только объяснимо, но и вполне ожидаемо. У. Дж. имел дополнительные повреждения мозга помимо нарушения целостности мозолистого тела, из-за которых ипсилатеральные сенсорная и двигательная системы со своими механизмами обратной связи не работали как надо. У других пациентов было меньше неврологических нарушений, и они быстро обучались использовать эти системы. Годы спустя, когда я начал изучать группу пациентов с восточного побережья, мы увидели, что сразу после операции контроль за ипсилатеральной рукой и кистью был слабым, а через некоторое время улучшался – когда полушария обучались подсказывать друг другу.

Невозможно заниматься одним проектом круглосуточно, тогда как довольно легко глубоко интересоваться жизнью круглосуточно. Работа над проектом по расщепленному мозгу занимала много моего времени, но не все. Параллельно я вел и другие исследовательские проекты, отчасти потому, что работу на человеке могли скоро свернуть – и что тогда?

Хотя У. Дж. был самым первым пациентом, с которого началась эра исследований хирургически расщепленного мозга, позже оказалось, что его случай был не самым интересным. Через некоторое время мы осознали, что функционирование его правого полушария было крайне ограниченным. Первоначальные эксперименты с У. Дж., впрочем, все же позволили найти ответы на ключевые вопросы об эффектах дисконнекции. Мы показали, что зрительная информация, предъявляемая одному полушарию, не попадает в другое. Мы составили более сложную схему соматосенсорной системы и определили спектр и пределы способностей мозга контролировать руки и кисти. Наконец, мы сумели показать, как одно полушарие превосходит другое в умении выполнять трехмерные реконструкции в тесте с кубиками. И, как я и говорил, мы сделали это довольно быстро[59].

Во время выполнения этой работы мы также заинтересовались исследованием когнитивных способностей “неговорящего” правого полушария и выявлением того, что еще оно умеет делать. Есть ли у него хоть какие-то языковые способности? Может ли оно решать задачи? Может ли научиться простым играм? Более двух лет мы бились над этими вопросами.

Оказалось, что правое полушарие У. Дж. обладает лишь рудиментарными когнитивными способностями. Хотя оно могло выполнить простые задания на сопоставление с образцом, в выполнении более сложных заданий оно достигало успеха не чаще, чем получалось бы по чистой случайности. Поэтому, когда мы показывали правому полушарию У. Дж. изображение треугольника, оно было способно выбрать треугольник среди других изображений. Если же мы демонстрировали ему название предмета, например слово “яблоко” или что-то подобное, правое полушарие терялось. Проверка простой способности сопоставлять объекты показала, что это полушарие работает независимо, но не на столь высоком уровне, чтобы в процессе был как-либо задействован язык. Лингвистический потенциал правого полушария стал очевиден, только когда мы изучили больше случаев.

Вот в какой мы были ситуации. Мы знали, что когнитивные способности правого полушария У. Дж. ограниченны. До того как появились новые пациенты, Н. Г. и Л. Б., все занимались еще и другими проектами. Мы находились на той стадии, когда продолжали радоваться нашим открытиям, но спрашивали себя, как долго проект продлится. Тогда мы не представляли, насколько плодотворными станут исследования расщепленного мозга, когда в них будет задействовано больше пациентов. Новые пациенты потрясающим образом изменили ситуацию, но все это произошло позже. Что касается Сперри, хотя мы и получили воодушевляющие данные, он не собирался изменять своей длительной привязанности к нейробиологии развития. Как отметил Боген, ничего удивительного, что поначалу Сперри осторожничал.

И все-таки: чем заниматься в свободное время? Вообще, в те дни вы попросту ставили дополнительные эксперименты. Не ради денег. Было время, если вы его находили, и были научные вопросы – главным образом порождаемые успешной работой на людях. После изучения У. Дж. один из главных вопросов, которые преследовали меня, звучал так: дублируются ли, сохраняясь в обоих полушариях, воспоминания о событиях, которые сформировались в течение жизни обезьяны? Воспоминания У. Дж., основанные на языке, точно находились только в левом полушарии. Как обезьяна, которую обучили визуально различать какие-то предметы, пока ее мозг был в порядке, будет извлекать из своих полушарий эти знания после операции по расщеплению мозга?