Читаем Истории про еду. С рисунками и рецептами автора полностью

Именно масло во времена дефицита любили воровать. Именно за ним пристально следили. Закладка масла в больнице имени Кащенко была серьёзной процедурой. На тележке три пациен-та в сопровождении двух сотрудников пищеблока вывозили огромный куб сливочного масла – килограммов, наверное, на сто. Его взвешивали в присутствии дежурного врача с точностью до грамма, записывали вес в специальную тетрадь, а потом большим ножом резали на кубики поменьше и бросали в чан с кашей или пюре. Чан был выше человеческого роста. Врач должен был присутствовать при этом до тех пор, пока масло не растает. В то дежурство я ушёл чуть раньше окончания этого таинства, чтобы не стошнило, но вернулся, потому что забыл ручку.

Я застал следующую картину: на борту чана висела повариха, торчали только её ноги и розовое толстое с начёсом бельё. Огромным половником она пыталась выловить уже не кубик, а шарик масла. Увидев меня, бедная работница пищеблока чуть не утонула в рисовой каше. Слава богу, всё обошлось. А то пришлось бы мне ее спасать, а я бы не смог.

Гренки

Меня кормили ими в детстве, и я их очень любил. А я кормил ими сына, и он их тоже любил. А мой сын сейчас кормит ими своего сына, и он их тоже очень любит.

Быстро и дёшево. Гренки в Европе – это подсушенный хлеб, у нас – размоченный в молоке с яйцом. Когда гренки готовились, они становились золотистыми, теряли прежнюю форму. Так теряют форму люди: ещё не толстые, но форма уже поплыла. Идеально, когда корочка сверху, а внутри хлеб чуть жидковат.

Дома паника – нечем кормить детей! А сделаю-ка я им гренки. И поплыл вкусный запах по комнате, и гренок так много, что не осилить всем. Моя собака, такса Дездемона, не отходила от плиты, когда их делали. А толстой ей быть нельзя. Но ей всегда что-то перепадало – да и воровала она, конечно. Однажды чуть не свалилась с треугольной табуретки, пытаясь отодрать от тарелки прилипшую последнюю гренку (все остальные она уже съела). Мы её не ругали, а посадили на кремлёвскую диету.


Рецепты (избранное)


Общий вид кухни


Общий вид кухни: слева – стол для приготовления пищи; справа – кухонный буфет. Это первая отдельная кухня после общей в коммунальной квартире. Только почему-то здесь нет описанных дальше в книге треугольных табуреток, а есть мягкие и квадратные.

Впрочем, претензии исключительно ко мне. Это ж я так нарисовал. Не вошёл на эту картинку и «столик для еды», за которым съедались котлеты по 6 копеек, калорийные булочки по 10 и многое другое.

А потом на этой кухне не раз выпивались с друзьями всевозможные напитки типа портвейна.

Стакан

Этот подстаканник я, мягко выражаясь, взял на память в поезде Архангельск – Москва. Ехал я в плацкартном вагоне из командировки. Подстаканник был так хорош, что во мне проснулся клептоман.

Рюмка из прибора для яиц

Эту рюмку подарила мне наша соседка по большой коммунальной квартире. Все в этой большой коммунальной квартире любили маленького мальчика, то есть меня, и довольно часто кормили яйцами, сваренными «в мешочек».

Лукорубка

Это приспособление для измельчения лука представляет собой стеклянный сосуд с утолщённым дном и крышкой, через которую проходит стержень. На нижнем конце стержня – крестообразный нож. Удобно резать лук, и при этом не текут слёзы. Забытые маленькие хитрости из журнала «Наука и жизнь».

Вобла

Крупная вобла обычно жирнее, мясистее и вкуснее мелкой. Такое предложение я нашёл в энциклопедии. Это точно! Не дураки же её, эту энциклопедию, писали. Небось, сами не раз воблу разделывали на газетке и её воздушный пузырь поджигали на спичке. А икра? А спинка? А рёбрышки, если их в пиве немножко намочить? Один мой знакомый лётчик рассказывал, как они всем экипажем пошли пить пиво в Праге. Со своей воблой. Официант, когда они уже уходили из пивной, собрал их кружки – причём брался он за ручки через салфетку – и все разом выбросил в бак для мусора. Чтобы они не пахли. Даже вымыть кружки не попытался.

Дорожный нож

Можно и так сказать, а точнее будет назвать его ножом походным. Им всегда можно было открыть банку консервированной тушёнки, банку шпрот, бутылку портвейна, нарезать хлеб и пировать. Этот нож прошел со мной длинный путь – от школьных целомудренных походов до студенческих, далеко не целомудренных. Известные на весь мир швейцарские красные с белым крестом ножи ни в какое сравнение не идут с этимуже потому, что в этом есть вилка и ложка.

Ручная закаточная машина для укупорки стеклянных банок жестяными крышками

Перейти на страницу:

Похожие книги

Север и Юг
Север и Юг

Выросшая в зажиточной семье Маргарет вела комфортную жизнь привилегированного класса. Но когда ее отец перевез семью на север, ей пришлось приспосабливаться к жизни в Милтоне — городе, переживающем промышленную революцию.Маргарет ненавидит новых «хозяев жизни», а владелец хлопковой фабрики Джон Торнтон становится для нее настоящим олицетворением зла. Маргарет дает понять этому «вульгарному выскочке», что ему лучше держаться от нее на расстоянии. Джона же неудержимо влечет к Маргарет, да и она со временем чувствует все возрастающую симпатию к нему…Роман официально в России никогда не переводился и не издавался. Этот перевод выполнен переводчиком Валентиной Григорьевой, редакторами Helmi Saari (Елена Первушина) и mieleом и представлен на сайте A'propos… (http://www.apropospage.ru/).

Софья Валерьевна Ролдугина , Элизабет Гаскелл

Драматургия / Проза / Классическая проза / Славянское фэнтези / Зарубежная драматургия
Я хочу быть тобой
Я хочу быть тобой

— Зайка! — я бросаюсь к ней, — что случилось? Племяшка рыдает во весь голос, отворачивается от меня, но я ловлю ее за плечи. Смотрю в зареванные несчастные глаза. — Что случилась, милая? Поговори со мной, пожалуйста. Она всхлипывает и, захлебываясь слезами, стонет: — Я потеряла ребенка. У меня шок. — Как…когда… Я не знала, что ты беременна. — Уже нет, — воет она, впиваясь пальцами в свой плоский живот, — уже нет. Бедная. — Что говорит отец ребенка? Кто он вообще? — Он… — Зайка качает головой и, закусив трясущиеся губы, смотрит мне за спину. Я оборачиваюсь и сердце спотыкается, дает сбой. На пороге стоит мой муж. И у него такое выражение лица, что сомнений нет. Виновен.   История Милы из книги «Я хочу твоего мужа».

Маргарита Дюжева

Современные любовные романы / Проза / Самиздат, сетевая литература / Современная проза / Романы