Распространено мнение, что звук «винила» обладает теплотой и бархатностью, отсутствующими у современных звуковоспроизводящих цифровых устройств. Якобы только «винил» наиболее адекватно передает звучание, приближая его к звучанию живой музыки. Скорее всего, это не совсем так. Да, правильный «виниловый» звук (снятый хорошей иглой с незапиленной пластинки, пропущенный через фонокорректор и усиленный ламповым (!) усилителем) по сравнению с цифрозвуком отличается некоторой теплотой и естественностью. Специалисты-звуковики могут выстроить и графики с гармоническими искажениями, и тогда, вероятно, преимущества «винила» будут подтверждены и формально. Однако как ни крути, аппаратура для адекватного прослушивания «винила» неподъемно дорога (см. выше) для простого смертного, а удобство цифрового звука (формат mp3, миниатюрные проигрыватели и т. д.) дают ему массу преимуществ. К тому же восприятие звука — что-то очень субъективное. Значение имеют такие факторы, как личный опыт, установки, среда, вкусы. Вплоть до того, по распространенному мнению, что дорогое не может быть плохим. Конечно, стойка с аппаратурой за полтора миллиона способна поразить воображение, но автор этих строк никогда не забудет, какой звук через большие деревянные самостроевские колонки давал ламповый армейский усилитель, скоммутированный с польским дешевым проигрывателем «Вега».
Специалисты же по большей части убеждены, что пресловутая теплота «винилового» звучания достигается обогащением звука четными гармониками при воспроизведении с помощью все той же ламповой аппаратуры. Однако те же специалисты считают, что адекватное воспроизведение высоких частот страдает как раз на «виниле» из-за того, что возможности механического воспроизведения звука ограничены, в то время как цифровой звук эти ограничения преодолел.
И все же «винил» не сдает своих позиций. Вовсе не потому, что его звучание нравится сильным мира сего. Занимая ныне не более одного-двух процентов рынка, «винил», скорее, усилит свое присутствие в первую очередь потому, что увеличивается число людей, для которых современное, сжатое, перецифрованное звучание, столь популярное у массового потребителя, уже приелось. Да и число исполнителей, по-настоящему относящихся к звуку, вовсе не уменьшается в угоду прибыли, а, наоборот, увеличивается.
С другой стороны, виниловые пластинки являются мечтой любой звукозаписывающей компании. Ведь потребитель тогда лишен возможности какого-либо «скачивания» и вынужден покупать альбом, который в отличие от лазерного CD-диска подвержен износу, а поэтому даже любитель Киркорова будет покупать один альбом несколько раз. Кстати, японские производители так называемого «мини-винила» попытались предложить потребителю некое половинчатое решение. «Мини-винил» на самом деле — все те же CD-диски, только запакованные в уменьшенные копии альбомов знаменитых исполнителей, вплоть до того, что для «минивинила» используют ту же бумагу, что и тридцать лет назад, когда выпускали оригинальные диски на «большом виниле».
Но самое важное — в другом. Эра «цифры» внесла в жизнь слишком много простоты. Простота подразумевает уравнивание, выстраивание в колонны, уничтожение индивидуального, романтического. «Винил» же в сравнении с цифровыми носителями не только и не столько способ записи звука, а — процесс. Если так можно выразиться, число пластов культуры, стоящих за «винилом», значительно больше. Являясь вторым после живого звука шагом, «винил» дает большее ощущение сопричастности потребителя музыке. Красивая обложка, необходимость ответственного хранения — все это делает «винил» престижным. Эх, недаром Дмитрий Медведев как-то говорил, что «„винил“ дает полный спектр звука, а „цифра“ все же скрадывает нюансы». Спорить смысла нет, вот только на чем Медведев слушает свои виниловые диски? Впрочем, это тоже нюансы…
Искусство грусти
Они просто хотели жить в мире со всем миром. И придумали блюз. Вот в чем суть блюза!
Сегодня это коктейль из грусти и свободы. Без свободы нет блюза. Но и без грусти его нет тоже.
Корни блюза надежны, прочны, глубоки. Вспоминать об этом нынче неполиткорректно, но без двух с половиной веков рабства блюза, скорее всего, не было бы. Ведь как ни крути, а традиционный блюз был и остается музыкой афроамериканцев, потомков рабов. Он как специфическая песенная форма появился в результате трансформации африканских традиций. Их сохранение рабами было нежелательным, но запретить петь не могли даже рабовладельцы, а когда в 1863 году рабство в Америке было отменено, когда миллионы бывших рабов оказались людьми свободными, но совершенно ненужными белому обществу, вековые отчаяние и боль нашли выражение в блюзе.