Истории, рассказанные у камина

Мне это показалось чрезвычайно важным как с литературной, так и со спиритической точки зрения. Некоторые из умнейших людей мира ломали голову над тем, умер ли Друд, если нет, то где он. Было предложено множество решений этой загадки, но, хоть я и достаточно хорошо информирован в этом вопросе, для меня такой поворот сюжета был совершенно неожиданным. Крис – это преподобный Криспаркл, добрый христианин, энергичный и крепкий человек. Если ему в романе была уготована такая роль, то это было тщательно скрыто, что, впрочем, не удивительно, если таков был замысел автора. В самом романе есть несколько завуалированных намеков на подобный сюжетный ход. Перечитав впоследствии имеющийся фрагмент текста, я могу с уверенностью сказать, что до определенной точки Криспаркл не знал, какую роль ему уготовил автор. Об этом говорит его монолог, и если писатель и хотел запутать своих читателей, то фальшивый монолог никак не мог входить в арсенал его хитростей. Однако после этой точки в повествовании ничто не указывает на то, что Криспаркл не мог узнать тайну Друда и помочь ему. В комнате Криспаркла был огромный шкаф, описанный очень подробно, даже слишком подробно, если он не должен был сыграть какой-то роли в дальнейшем. Кроме того, в книге имеется фронтиспис, созданный при непосредственном участии самого Диккенса. На этой иллюстрации художник изобразил несколько сцен из романа, на одной из которых Друд стоит в каком-то подземелье, и к нему с фонарем в руке приближается фигура в одежде, напоминающей рясу священника. Не Криспаркл ли это, и не подтверждение ли это правдивости сообщения, полученного через медиума?

В тот раз других посланий мы не получили. Однако давайте на минутку задумаемся над этим эпизодом. Разве это не доказательство того, что наш разум может выходить за пределы мозга? Я не настаиваю на Чарльзе Диккенсе. Если кто-нибудь спросит меня, могу ли я доказать, что все это не было проделками медиума, решившего выдать себя за великого писателя, я отвечу честно, что не могу. Тут нельзя провести стилистический анализ, как в случае с Уайльдом и Лондоном. Но я хочу поставить вопрос шире: разве это не доказательство вмешательства стороннего разума извне? Откуда пришло такое оригинальное решение загадки, связанной с персонажем, о котором никто из фон Рейтеров не знал ровным счетом ничего, такое решение, которое даже мне не приходило в голову? Я считаю этот случай в высшей мере убедительным доказательством существования разума вне телесной оболочки.

Могу добавить, что в тот вечер мы получили еще много посланий на арабском языке, которого никто из нас не понимал. Когда я послал их своему другу майору Марриотту, специалисту по арабской культуре, выяснилось, что составлены они вполне грамотно. И это лишний раз доказывает, что послания Диккенса исходили не от нас самих.

Прежде чем закончить заметки о «мертвых» писателях, я хочу вспомнить еще два имеющих отношение к делу случая, которые имеют очевидную ценность. Оба контакта произошли при посредничестве фон Рейтеров, один в моем присутствии, второй без меня. В первом случае послание, принятое леди, как всегда с повязкой на глазах, было приписано Джозефу Конраду, с которым я никогда не был знаком. Он сказал, что у него осталась недописанной одна книга, в которой действие происходит при Наполеоне{127}, и что он был бы рад, если бы я завершил ее, поскольку знал, что я изучал эту эпоху. Ни я, ни фон Рейтеры до этого не знали о существовании такой книги, но, наведя справки, я выяснил, что она действительно существует и издана пару лет назад в своей незавершенной форме. Это, конечно же, уменьшает значимость свидетельства с точки зрения психического исследования, поскольку мы могли слышать об этой книге раньше и забыть о ней, но факт остается фактом: никто из нас подобного эпизода из своей жизни так и не вспомнил.

В другой раз, когда я не присутствовал на сеансе, было получено имя «Джером». Когда был задан вопрос, имя это или фамилия, пришел характерный ответ: «Это мои альфа и омега»{128}. Следующее послание гласило:

– Я хочу поговорить с сэром Артуром.

– Вы были с ним знакомы при жизни?

Последовал очень возбужденный ответ:

– Да, да, да!

– Хотите, чтобы ваши слова записывал своей рукой мой сын?

Тот с готовностью согласился. Тогда Флоризель фон Рейтер, обладавший даром автоматического письма, взял карандаш и записал, что Джером и я были близкими друзьями, но расходились во мнениях относительно оккультизма. Послание заканчивалось такими словами: «Передайте ему от меня, что я знаю, он был прав, а я ошибался. Мы не замечаем свои самые большие ошибки, когда их совершаем. Объясните ему, что я не мертв».

Рассказывая про этот случай в своей замечательной книге «Психические опыты музыканта», фон Рейтер говорит:

«Я хочу подчеркнуть, что ни мать, ни я понятия не имели о том, был ли вообще Дойл знаком с Джеромом, и уж тем более, знал ли он о его взглядах на оккультизм».