Истории, рассказанные в темноте (ЛП)

   Они вышли в коридор и увидели, что дверь на улицу также приоткрыта. Снаружи лежал полицейский, медленно приходивший в себя. Слуга Бреддона схватил полицейский свисток и принялся свистеть. Проезжавший мимо кэб остановился и был отправлен за доктором; полицейский пришел в себя настолько, что смог внятно рассказать, что с ним случилось.

   А случилось довольно странное. Проходя мимо дома, он услышал выстрелы, а затем, почти сразу же, скрип открываемой двери, и отступил за соседнюю. Мгновение спустя дверь распахнулась, и вышел негр, одетый в серый твидовый костюм и серого цвета пальто. Полицейский едва успел сделать шаг ему навстречу, как тот одним ударом сбил его с ног. "Все случилось быстрее, нежели вы можете себе представить", заключил он.

   - Что за негр? спросил архидиакон.

   - Огромного роста - выше шести футов, и черный как уголь. Он не стал ждать вопросов, а сразу нанес удар, как только я приблизился.

   Полицейский особым умом не отличался, и это было то немногое, что он смог рассказать. Он услышал выстрелы, затем дверь отворилась и вышел человек в сером, который с быстротой молнии нанес ему удар, прежде чем он смог что-либо предпринять.

   Доктор, простой, лишенный фантазии маленький человек, сразу же сообщил, что Бреддон мертв, и что, по всей вероятности, умер мгновенно. После полученных травм, остановка сердца и дыхания должна была случиться сразу. Он принялся было что-то объяснять по поводу сочившейся из раны крови, но архидиакон не выдержал и, пошатываясь, вышел в библиотеку. Здесь он нашел слугу Брендона, по-прежнему в синем пальто, объяснявшего полицейскому, державшему в руке блокнот, что, на его взгляд, ничего не пропало, за исключением нефритовой фигурки кошки с каминной полки.

   Кот, именуемый Серым Дьяволом, также отсутствовал, и, хотя описание было помещено в газетах, его так никто никогда больше и не видел. Только в сжатой левой руке мертвеца был найден клочок серого меха.

   Следствие шло обычным порядком, и никаких новых фактов не выявило. Может быть потому, что полиция избрала самый легкий путь. Во всяком случае, мнение полиции полностью совпало с мнением слуги Бреддона. Обезумев от боли, причиненной ужасными увечьями, Бреддон застрелился.

   История пропажи нефритовой фигурки, насколько известно, выглядела следующим образом. Полицейские предполагали, что эта вещица была идолом, украденным у какого-нибудь нецивилизованного племени, и они, возмущенные, решились вернуть его себе всеми правдами и неправдами. Потерпев неудачу с покупкой, как было предположено, негр последовал за Бреддоном в Англию, разыскал его жилище и нашел способ ночью проникнуть в него. Здесь, как опять-таки было предположено, он уснул, проснулся от криков и выстрелов, испугался, схватил нефритовую фигурку и убежал.

   Понимая, что выстрелы могли быть услышаны снаружи и что его бегство в этот самый момент может считаться в высшей степени подозрительным, он был готов, как только входная дверь распахнется, ударить любого, кто встанет у него на пути, что и сделал. Бессознательное состояние полицейского дало ему возможность скрыться.

   Такое объяснение происшедшего, на первый взгляд, выглядело единственно возможным объяснением. Но когда архидиакон рассказал мне историю, я осторожно попытался выяснить, насколько он сам верит в подобное объяснение. Найдя, что он искусно обходит мои намеки и расспросы, я решил действовать напрямик:

   - А сами-то вы верите в версию полиции?

   Он заколебался, но ответил с полной откровенностью:

   - Нет, решительно нет.

   - Почему? - спросил я, и тогда он принялся излагать мне свою точку зрения.

   - Во-первых, я не думаю, чтобы Бреддон покончил жизнь самоубийством в том смысле, как это принято понимать. Не сильная физическая боль заставила его подумать об этом. Он мог бы терпеть и терпеть ее. Он отнесся бы к обезображенному лицу и потере зрения как к ранам, полученным на войне, и продолжал бы жить далее, в полной мере используя ограниченные возможности покалеченного тела. Поэтому следует признать - увы, нет и не может быть никаких медицинских доказательств - признать, что выстрелил он, будучи охвачен мистическим ужасом, о котором - слава Богу! - мы ничего не знаем.

   Я, естественно, не торопился признать это сверхъестественное объяснение за истину.