Истории, рассказанные в темноте (ЛП)

   Вечером того же дня Вайатт сидел, глубоко погрузившись в большое кресло, в своей библиотеке, один. Несмотря на то, что день был жаркий, он обернул вокруг ног плед: с недавнего времени его ногам всегда было холодно, словно они уже чувствовали мокрый холод земли. Рядом с ним, на столе, лежала стопка книг, еще одна лежала на полу. Он поочередно обращался то к одной, то к другой. Здесь были книги религиозного содержания, не пугающие, но дающие надежду; здесь не было метафизики; не было кощунственно отрицающих; были научные труды, признававшие свою недостаточность в познании тайн природы. Теперь он смог бы, пожалуй, понять компанию пьяных насмешников, издевающихся над понятием после, отталкивающую своим дремучим невежеством, но привлекательную полнейшей самоуверенностью. Теперь он вслушивался в спокойный голос науки, вещавшей: "Есть красивые истории, но никто не сможет подтвердить их правдивость. Там, где это возможно было проверить, я проверила и обнаружила, что они не соответствуют действительности. Что же касается остальных, то красоты в них больше, чем истины. Я жду результатов проверки - подтверждения или опровержения - но жду, не сложа руки; другие проблемы также ждут моего разрешения".

   Он всегда боялся смерти, а теперь, все эти долгие дни и ночи, проводил время в бесполезных поисках чего-либо определенного. Он слышал тысячи голосов, все они тянули свое, и он не знал, к какому из них следует прислушиваться.

   Время от времени он предпринимал попытки взять себя в руки; такую попытку он сделал и сейчас.

   - Разве у меня есть повод для беспокойства? - произнес он вслух. - В ближайшее время я не умру. Это сказал Холлинг. Он дает мне еще лет двадцать, по крайней мере, а он знает, что говорит. - Он оттолкнул книги с брезгливым выражением. - Вздор! - Затем взял каталог, присланный ему виноторговцем. Здесь было несколько сортов, которые он хотел бы приобрести. - Вот эти, - сказал он, сделав пометки в каталоге, - скажем, десятков пять. - Он зябко потер руками и принялся насвистывать какую-то мелодию.

   В пять слуга по имени Джексон подал виски с содовой, смешанный в особых пропорциях. У Вайатта вошло в привычку выпивать в день много крепкого чая, в особенности, когда он просматривал свои коллекции - он собирал марки и автографы восемнадцатого столетия. Врач запретил чай, и Вайатт, скрепя сердце, последовал совету врача. Холлинг настоятельно рекомендовал ложиться пораньше. Вайатт имел наклонность - да-да, именно наклонность - к бессоннице. До вмешательства врача, он никогда не ложился спать ранее двух-трех часов ночи. После ужина, даже если он ужинал вне дома, он все равно бодрствовал. Он считал, что эти часы прекрасны - и что он не сможет жить в обществе без этих прекрасных часов одиночества. Время шло; огни в доме гасли, за исключением библиотеки, все ложились спать. Вайатт курил, читал, думал о многом и не о чем. Время от времени он выпивал чашку крепкого кофе. И только тогда, когда чувствовал, что больше просто не в состоянии бодрствовать, брал свечу и направлялся к себе наверх. Каждую ночь, или ранним утром, когда он проходил со свечой мимо большого зеркала, рассматривал свое отражение, и каждый раз оно вызывало удивление. Он никогда не мог себе представить, что выглядит так, как это преподносило его отражение: каждый раз оно казалось ему невозможным.

   - Я не могу уснуть раньше трех утра, - пожаловался как-то раз Вайатт доктору.

   - Тогда принимайте морфий, - спокойно отвечал Холлинг.

   Он сказал, что сделает ему укол, что ночью Вайатт отправится спать в десять и спокойно уснет.

   - Но морфий вызывает привыкание, - сказал Вайатт со знанием дела.

   - Вам нечего беспокоиться, - отвечал доктор. - Видите ли, трех уколов будет достаточно, чтобы вы расстались с вашими вредными привычками. А затем вы будете отправляться спать как все нормальные люди.

   Врач произносил эту чудовищную глупость с умным видом, покачивая головой в знак осуждения. Он знал своего пациента. Он никогда не вводил ему никакого морфия - просто прокалывал кожу, ничего не впрыскивая. Бессонница Вайатта являлась следствием его образа жизни, и должна была уйти вместе с ним, этим образом жизни, включая бесчисленные чашки крепкого кофе.

   Крепкий чай и поздние часы остались в прошлом. Вайатт сознательно отказался от них; страх смерти преследовал его, как жуткий монстр преследует свою жертву. В нем крепло убеждение - все более и более укореняясь - что чем большего он будет избегать, тем дольше проживет, и был почти разочарован тем, что врач не запретил ему возбуждающие средства.

* * *