Теперь немного о моей внешности. В раннем детстве, судя по фотографиям и воспоминаниям близких людей, я был достаточно симпатичным мальчиком. Но с того времени, когда начал интересоваться своим внешним видом и, практически, до старости, я не просто не нравился сам себе – я считал, что природа меня просто обидела. И, действительно, средний рост на нижнем пределе, достаточно большой нос, который загорал на солнце раньше и сильнее остальных частей тела и лица, большие уши – уже этого достаточно, чтобы не считать себя привлекательным молодым человеком. Затем на меня навалился наследственный бич – раннее облысение.
Это же надо: в девятнадцать лет с меня полезли волосы. Все мои попытки приостановить этот процесс, кроме шуток со стороны моих товарищей по общежитию, ни к чему не привели. При этом с волосами в это время произошла одна интересная метаморфоза – они начали кучерявиться. Да так сильно, что я помню случай, это было в Ленинграде, когда за мной по улице бежали мальчишки и кричали: “Пушкин, Пушкин”. Возможно, что дополнительной причиной такого “обидного” сходства были небольшие бакенбарды, которые я в то время завел. Поверьте, такое “узнавание” на улице никак не тешило мое самолюбие. Примерно к сорока годам остатки моих волос стали приобретать дополнительное положительное качество – они начали седеть. Мне кажется, что я достаточно объективно нарисовал свой портрет.
Однако справедливости ради надо отметить, что были, видимо, и некоторые черты, которые привлекали ко мне внимание. Иногда совершенно непонятное. Вспомню только один случай. Однажды, это было в семидесятые годы, я вошел в зал ожидания Московского вокзала со стороны перрона и почувствовал чей-то взгляд. Я присмотрелся и во встречном потоке людей увидел знаменитого актера Кирилла Юрьевича Лаврова очень внимательно глядевшего мне в глаза. Я сделал еще шагов десять и обернулся – Лавров стоял и смотрел на меня. Но реакция у меня не сработала и я, не задерживаясь, пошел дальше. Потом я себя за это ругал, а что если Кирилл Юрьевич искал исполнителя для какой-то характерной роли и ему что-то во мне показалось? Но, скорее всего, это показалось мне. Должен сказать, что я не очень страдал и от невнимания со стороны девушек и женщин. Даже в пик отрочества, когда мои “качества” были особенно заметны. Своей будущей жене на фотографии, до знакомства, я совсем не понравился. В дальнейшем, уже после женитьбы, я в этом плане вел довольно спокойный образ жизни, но, как любой нормальный мужчина, не мог не поглядывать на симпатичных женщин. И, как правило, в ответ встречал внимательные взгляды. Однако более удивительным было то, что с возрастом, когда в полной мере стали проявляться те признаки, о которых говорил выше, я заметил, что частота и интенсивность женского внимания ко мне не очень-то угасает. Тем не менее, это не вызвало существенных изменений в самооценке. Несмотря на то, что иногда знаки женского внимания переходили в форму признания, а то и просто откровенного предложения. Я никогда не был святым, но и ловеласом тоже не был.
Вернувшись с празднования институтского юбилея, я внимательно прочел подаренную мне книгу и с горечью убедился в правильности моего предчувствия – мое имя не упоминается нигде, ни в исполнителях отдельных заказов, ни в разработчиках основных направлений деятельности института. Этот факт меня достаточно огорчил, огорчил настолько, что я почувствовал необходимость на него как-то прореагировать. Но что я мог сделать – только написать письмо. Кому? Турецкому султану. Конечно же, не бывшему непосредственному начальнику, Гусеву, так как оно его только порадует – цель достигнута, ”удовольствие” мне доставлено. И я решил написать письмо первому заместителю генерального директора института, директору по науке Юрию Федоровичу Подоплекину. Я, понятно, ни на что не рассчитывал, но мне, почему-то, стало комфортней. Возможно, стоило бы написать в несколько адресов, но я это не сделал. Хотя кое-кому, помню Козловского, Ингстера и Чередниченко, я по телефону письмо прочел. Запомнил, что реакция у всех была весьма сдержанная. Даже находясь на пенсии, люди, на всякий случай, не хотели портить отношения пусть с бывшим, но начальством. Выдержки из этого письма я привожу в Приложении к этой главке. Ответ от Подоплекина я не сразу, но получил. Приводить его здесь не имеет смысла, так как он является типичным образцом ответа советского бюрократа – ответа не по существу.