Первый мой отпуск в 1950 мало чем отличался от обычных летних студенческих каникул: лето, Ростов, мои родные, Дон. Однако кое-какие отличия были. Прежде всего, я впервые сделал маме по тем временам ценный подарок – подарил часы “Победа”. Мне было очень приятно видеть, с каким удовольствием мама надевала эти часы. Ведь это был первый подарок от сына. “Победу” мама носила долгие годы, до ухода на пенсию, когда ей поликлиника подарила хорошие дамские часы. Но главное событие нашей семьи состояло в том, что я стал настоящим дядей, а Инна, естественно, мамой. В марте месяце родилась Мариночка, и сейчас вся семья крутилась и вертелась вокруг симпатичной пухленькой девочки, очень похожей на своего папу Ланю. Девочка была голосистой и давала “прикурить” и маме, и бабушке. Но это было свое, и все были счастливы.
Весной 1951 года закончила институт Валя Панченко. По предварительному распределению ее оставили в Ленинграде и направили на завод “Автоарматура”, который находился рядом с улицей Красной Конницы. Но затем, из-за отсутствия у нее ленинградской прописки, перед ней извинились и перераспределили в Кемеровскую область, в город Белово. Почему я ей не предложил переселиться ко мне, мне не очень понятно до сих пор. Как потом она мне написала, в Белово она очень быстро, в течение нескольких месяцев, вышла замуж за своего сотрудника. Брак оказался удачным, она родила двух сыновей, причем первого назвала Юрой.
Второй летний отпуск подряд, уже в 1951 году, получить было непросто, но мне очень хотелось, и мне его все же дали. Перед заездом в Ростов я решил побывать в Сочи – мечта всех моих военных и послевоенных лет. Скажу только, что настроение у меня было отличное, здоровье не хуже, и окружающие, в том числе девушки, это чувствовали. Море моих ожиданий не обмануло – оно было восхитительным. Единственным “но” было то, что моя кожа не смогла выдержать большую дозу сочинского солнца, я сильно обгорел, и больше всего досталось моему носу. И с таким носом я попрощался с морем и отправился в Ростов.
В Ростове меня, как всегда, ждали. Мариночка успела подрасти и начала проявлять музыкальные способности. Обычно она давала концерт перед сном, уже лежа в кровати, сама, без всяких просьб и понуждений. Она начинала петь одну за другой самые невероятные для полуторагодовалого ребенка песни. Мало того, что она знала все слова, она абсолютно точно воспроизводила мелодию, и это было удивительным. Концерт обрывался на какой-нибудь ноте, и ребенок засыпал.
Как-то, вроде между прочим, мама и Инна сказали мне, что хотели бы познакомить меня с одной очень хорошей девушкой, соученицей Инниной подруги. Я ответил, что не возражаю, а почему бы нет. На следующий день, а может быть через два дня, я был в спальне, когда ко мне подходит Инна и с заговорщицким видом показывает пальцем на столовую. Я подумал, что это пришла та самая девушка, но оказалось, что пока пришла ее мама. В чем дело? Оказывается, Нонна, так звали эту девушку, отдыхает в Сочи. А причем здесь ее мама? Так, просто, хочет с тобой познакомиться. Немного странно, ну да ладно. Выхожу в столовую, здороваюсь. Маму зовут Саррой Наумовной, еще достаточно молодая женщина, с правильными, немного восточными чертами лица. Пьем чай, едим фрукты, но во мне зреет нечто вроде протеста, и я умышленно допускаю какой-то элемент невоспитанности, кажется, связанный с фруктовыми косточками. Но наше знакомство прошло нормально.
Отпускное время приближалось к концу. Я вовсю наслаждался времяпрепровождением на Дону, купался, загорал. Мой нос получил дополнительную дозу уже от ростовского солнца, не намного менее жгучего, чем сочинское. Вздулся и полез. При его размерах это было прекрасное зрелище. И тут Инна мне говорит, что Нонна приехала, и если я не передумал, то можно было бы встретиться.
Мы встретились на входе в Городской парк. Потом Нонна говорила, что я не отпускал руку от носа, пытаясь укрыть свою “красоту”. Нонна мне понравилась: симпатичная, а, скорее всего, красивая девушка, темные волосы, яркие черные брови, карие мягкие глаза, белозубая улыбка, немного в теле, но в моем вкусе. Инна быстро ретировалась, и мы пошли погулять по городу, по набережной Дона. И как-то сразу я почувствовал, что мне с ней легко и спокойно, и мне показалось, что те же ощущения вызываю у нее и я. Я никогда не отличался особым остроумием, однако Нонна очень часто и от души смеялась, что было мне приятно, а смех у нее был удивительный, гортанный (и поныне, когда мы смотрим что-либо смешное по телевизору или в театре, я получаю больше удовольствия от ее смеха, чем от увиденного или услышанного).
Она немного рассказала о своей жизни и о главном событии – нахождении в немецкой оккупации, во время которой несколько человек ее ближайших родственников погибли. Я невольно подумал, что если бы у меня жена оказалась с такой биографией, то при существовавшем отношении советской власти к людям, оказавшимися на оккупированной территории, первый отдел нашего института быстро бы нашел повод, как от меня избавиться.