Истории тёмного королевства (СИ)

Блэк, пожалуй, впервые не знал, что ответить. Ведь не скажешь же тому, кто прошёл сквозь двери, чтобы он шёл в задницу? Или можно попробовать?

— Скучный ты, человек-ирландец, — едва ли не с надломом в голосе, признался визитёр, и вздохнул, — я, значит, тут стараюсь, соблазняю тебя пополнить ряды самоубийц, а ты и этого сделать не можешь, ленивая задница.

Ну вот, безумие окончательное и бесповоротное. Оказывается, он не сам решил свалить в ад. Приехали.

— А ты вообще кто такой, чёрт тебя дери?

— Я — демон Кроули. И мне вовсе не нужно, чтобы меня драл чёрт. В жизни есть много других развлечений, поинтереснее.

Он приспустил очки на нос и подмигнул.

— Ай, ладно, — быстро потеряв интерес, проворчал Блэк, — вали уже. Или принеси верёвку, а можно и лезвие. Ну хотя бы таблетки. Иначе я надышусь запахом книг, отравлюсь, да так и помру. Всё равно жизнь херня.

Назвавшийся Кроули как-то странно пристально поглядел на него. Бернард мог бы поклясться, что тот под очками прищурился.

— Это у тебя жизнь дерьмо? — возмущённо воскликнул он, в конце концов.

— Ну, а что? — апатично пожал плечами Блэк. — Вокруг люди, они достали. Книги надо заказывать. Скоро и джина качественного не найдешь, одна фигня кругом. Что это за жизнь?

— Слушай, — у Кроули зубы скрипнули и он как-то особенно зло засопел: Бернарду показалось, что сейчас он его в стену впечатает, — да что ты знаешь о плохой жизни? Ты знаешь как это — когда твой парень тебе со времён сотворения мира сперва улыбается, а потом говорит либо: «По-любому, я с тобой не буду», либо «По-любому, я не буду с тобой»? Или что когда ты пытаешься ему признаться в чувствах, он сначала выпрашивает блинчиков, ты ведёшь вас двоих в ресторан, и там он просто…”Сейчас я буду кушать, сейчас меня покормят!»? Или, когда ты был резок, спешишь просить прощения, а он уже умчался прочь на ночной электричке? И главное, не целует, не любит, ночами не обнимает (озябнуть можно), к сердцу не прижимает. Один я мучаюсь от боли, блин, со своей любовью со дня сотворения мира!

Блэк растерянно проморгался. Люди были предсказуемы так, что ему хотелось то ли блевать, то ли зевать, а временами вообще впасть в кому. У них было два интереса: пожрать, и потрахаться. Ну, ещё бухло, но его можно было смело отнести к категории еды. Какой же дурак откажет в ласках, когда халява сама в руки бежит? И ладно бы просящий ласк был таким же неряшливым недотёпой как Мэнни, но этот! Весь в чёрном, с ногами, которые составляли большую половину его тела, с явным шотландским акцентом! Если бы секс был человеком, у него было бы лицо вот этого вот Кроули.

— Ого — наконец, огорошено сказал Блэк. — Это что ж за чувак такой?

— Он не чувак, — мгновенно откликнулся Кроули, — он ангел. Мой ангел. И он такой ой-ой, что хочется плакать. От умиления.

Кроули романтично вздохнул.

— И глаза у него просто два бриллианта в три карата. И локоны его…

— Знаешь что? — перебил его Блэк, который, скорее, сбежал бы домой, в Ирландию, чем слушал любовные истории. — Давай я тебя бухлом искушу.

— Искушать — это моя работа.

— Ну, значит, у тебя сегодня выходной, подумаешь. У меня тут бутылка отличного коньяка есть, погоди.

И он ушел за своим сокровищем, наконец-то позволив себе закурить.

Придётся, похоже, всё-таки выслушивать страдания влюбленного демона. Видимо, весь день.

М-да. Ничего не скажешь, отличная у него жизнь. Всегда, блин, о такой мечтал. Дайте таких две. Оптом. По скидке.

========== 179. София Фальконе и Айви Белфри ==========

[В этом городе никто не живёт. В этом городе все выживают].

София красит губы красной помадой, ослепительно-яркой, а всё равно в зеркало смотрит с недовольством. Нет, не то. Не выглядит она шикарно, а выглядит, точно побитая кошка.

София волосы в новую причёску собирает, и тяжёлый вздох прячет у края глотки. Она должна работать. Она больше ничего не смеет делать иного. Она не должна ни о чём другом думать.

Но думает только об Айви Белфри. В каждом отражении видит её глаза, взгляд с поволокой и улыбку. В каждом лице ищет её лицо.

[Отпусти меня, Айви Белфри. Умоляю! Пожалуйста…].

София дорогие туфли обувает, вертится на каблуках, чтобы было устойчиво. Она к этим шпилькам не очень привыкла, хоть приходится из себя королеву гламура корчить. Проклятый город, в котором ни у кого нет лица, одни только маски.

Она в руки зонтик берёт и неохотно из дому выходит. Дождь капает на асфальт густыми пятнами, мелкий, противный, омерзительный. Она бы посмела надеяться, что дождь её душу очистит, да только душа в таком дерьме, что не очистится никогда.

Ты живёшь в Готэме, детка, напоминает София себе. Оставь надежду, всяк сюда входящий. И детскую наивность тоже оставь.

София по мокрому асфальту шагает спешно, почти бегом. Летит вперёд не оглядываясь. Боится быть пойманной в толпе. Боится быть остановленной.

[Дура ты, София Фальконе. Бояться нужно бежать к, а не от].