Читаем Истории торговца книгами полностью

Роберт Дарнтон – бесспорный эксперт в области исследований региональной книготорговли во Франции. Среди его многочисленных трудов особое удовольствие мне доставил «Литературный тур де Франс: книжный мир на пороге Французской революции» (A Literary Tour de France: The World of Books on the Eve of the French Revolution. Oxford, 2018). А книга Октава Юзанна «Книгоискатель в Париже: исследования книжных развалов и набережных» в переводе Августина Биррелла (The Book-Hunter in Paris: Studies among the Bookstalls and the Quays / trans. by Augustine Birrell. A. C. Mc Clurg, 1893) с уличными зарисовками отлично пришпоривает фантазию читателя.


Венеция

Когда я читал труд «Судостроители венецианского Арсенала: рабочие и предприятия в доиндустриальном городе» (Shipbuilders of the Venetian Arsenal: Workers and Workplace in the Preindustrial City. Johns Hopkins, 1991), мне казалось, что я чувствую запах воды и слышу шум города. Мне также посчастливилось найти книги Горацио Форбса Брауна (1854–1926), этого «веселого человека, любившего свежий воздух и говорившего с резким шотландским акцентом». Из-за семейных трудностей он был вынужден провести бо́льшую часть жизни в приканальном доме в Венеции. Изучая недооцененные венецианские архивы, он написал исчерпывающий труд «Венецианские печатные станки: историческое исследование, основанное на документах, до сей поры неопубликованных» (The Venetian Printing Press: An Historical Study Based Upon Documents for the Most Part Hitherto Unpublished. Putnam, 1891). Эта книга была напечатана лишь в количестве пятисот экземпляров. Она дышит любовью к Венеции и, по словам современника, «обладает свежестью и силой», которых не найти в трудах «умудренных опытом академических историков». Книга Дэвида Вуттона «Паоло Сарпи: между Ренессансом и Просвещением» (Paolo Sarpi: Between Renaissance and Enlightenment. Cambridge, 1983) остается лучшим трудом о брате Паоло Сарпи.


Нью-Йорк

В Брайтоне я обнаружил экземпляр книги «Книжный ряд» (Book Row. Carroll & Graf, 2004), подписанный Марвином Мондлином и Роем Мидором в книжном магазине Strand на Бродвее. Писатели – бывалый городской книготорговец и журналист – брали интервью у самых известных и успешных книготорговцев Нью-Йорка XX века, а также с любовью собирали информацию из магазинных архивов. Черно-белые фотографии очень атмосферны, а библиография книги впечатляет своей полнотой. Мондлин, родившийся в 1927 году в Бруклине в семье евреев-иммигрантов из России, был живой связью с величайшим племенем книготорговцев, осевших в Америке. Он начал работать «рассыльным рабочим на складе» в 1951 году и умер в марте 2020 года.

Иллюстрации

Заяц и собака играют на органе. Маргиналия из Псалтири Маклсфилда, Восточная Англия, ок. 1330 г. Bridgeman Images


Анонс грошовой страшилки о Джеке-прыгуне. 1886 г. Alamy Stock Photo


Сельский уличный торговец несет книги на продажу. 1886 г. Chronicle / Alamy Stock Photo


«Le Bibliophile d’autrefois» – «Прежний книголюб», фронтиспис, выполненный Фелисьеном Ропсом для книги Октава Юзанна «Новый библиополис» (La nouvelle bibliopolis, 1897). Воспроизведено автором


Герольд за чтением. Гравюра на дереве с картины Антонио Фабреса. XIX в. Interfoto / Alamy Stock Photo


Две женщины разглядывают книги на прилавке букиниста у причала Сены в Париже. Eystone-France / Gamma-Rapho / Getty Images


Канал в Венеции. Фото Эндрю Хоанга


Книжный магазин издательства Bloomsbury. 1926–1927 гг. The Print Collector / Heritage Images / Alamy Stock Photo


Покупатели разглядывают книги, выставленные снаружи нью-йоркского книжного магазина. Фото Александра Алланда – мл. / Corbis Historical: Getty Images


Библиотека особняка Холланд-Хаус в лондонском районе Кенсингтон после взрыва зажигательной бомбы. Central Press / Hulton Archive/Getty Images


Молодой мужчина читает в библиотеке. Фото Стюарта Чарлза Коэна / Getty Images


Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых тиранов
100 знаменитых тиранов

Слово «тиран» возникло на заре истории и, как считают ученые, имеет лидийское или фригийское происхождение. В переводе оно означает «повелитель». По прошествии веков это понятие приобрело очень широкое звучание и в наши дни чаще всего используется в переносном значении и подразумевает правление, основанное на деспотизме, а тиранами именуют правителей, власть которых основана на произволе и насилии, а также жестоких, властных людей, мучителей.Среди героев этой книги много государственных и политических деятелей. О них рассказывается в разделах «Тираны-реформаторы» и «Тираны «просвещенные» и «великодушные»». Учитывая, что многие служители религии оказывали огромное влияние на мировую политику и политику отдельных государств, им посвящен самостоятельный раздел «Узурпаторы Божественного замысла». И, наконец, раздел «Провинциальные тираны» повествует об исторических личностях, масштабы деятельности которых были ограничены небольшими территориями, но которые погубили множество людей в силу неограниченности своей тиранической власти.

Валентина Валентиновна Мирошникова , Илья Яковлевич Вагман , Наталья Владимировна Вукина

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
50 знаменитых убийств
50 знаменитых убийств

Эдуард V и Карл Либкнехт, Улоф Пальме и Григорий Распутин, Джон Кеннеди и Павлик Морозов, Лев Троцкий и Владислав Листьев… Что связывает этих людей? Что общего в их судьбах? Они жили в разные исторические эпохи, в разных странах, но закончили свою жизнь одинаково — все они были убиты. Именно об убийствах, имевших большой общественно-политический резонанс, и об убийствах знаменитых людей пойдет речь в этой книге.На ее страницах вы не найдете леденящих душу подробностей преступлений маньяков и серийных убийц. Информация, предложенная авторами, беспристрастна и правдива, и если существует несколько версий совершения того или иного убийства, то приводятся они все, а уж какой из них придерживаться — дело читателей…

Александр Владимирович Фомин , Владислав Николаевич Миленький

Биографии и Мемуары / Документальное
Музыка как судьба
Музыка как судьба

Имя Георгия Свиридова, великого композитора XX века, не нуждается в представлении. Но как автор своеобразных литературных произведений - «летучих» записей, собранных в толстые тетради, которые заполнялись им с 1972 по 1994 год, Г.В. Свиридов только-только открывается для читателей. Эта книга вводит в потаенную жизнь свиридовской души и ума, позволяет приблизиться к тайне преображения «сора жизни» в гармонию творчества. Она написана умно, талантливо и горячо, отражая своеобразие этой грандиозной личности, пока еще не оцененной по достоинству. «Записи» сопровождает интересный комментарий музыковеда, президента Национального Свиридовского фонда Александра Белоненко. В издании помещены фотографии из семейного архива Свиридовых, часть из которых публикуется впервые.

Автор Неизвестeн

Биографии и Мемуары / Музыка