Быстро подтерся, механически потянулся к бачку и, не найдя такового, вышел из сортира.
Он уже собирался свернуть по аллее к хозяйскому дому, как что-то похожее на сверлящий взгляд в спину заставило обернуться. Над поселком сиял серебряный месяц, а на кровле сортира восседала одна из близняшек-молей.
Юра нахмурился.
Девочка сидела на корточках, не шевелясь, задрав к луне бледное лицо. В зубах она держала плюшевую игрушку. Так кошки держат за холку котят. Глаза странной девочки сверкали зеркальцами, отражающими лунный свет.
«Это не игрушка, – сообразил Юра, каменея. – Это кролик».
Дохлый кролик чуть покачивался, свисая наподобие бороды.
«Идиотка», – подумал Юра и побежал к мирно похрапывающей бабушке.
Бабушку ели рыбы. Сновали вокруг ее ступней, лакомясь отмершей кожей. Бабушка погрузила венозные ноги в аквариум и обмахивала себя веером. Процедура называлась модно: «пилинг». Сплошная польза: например, Юра мог побыть наедине с собой.
Он лежал на полотенце, пересыпая между пальцев песок. Мелькали ноги в сандалиях, пела группа «Дюна», рыжая девочка фотографировалась с обезьянкой.
Хотелось домой.
Не хотелось домой.
Никак не удавалось определиться, и ему помогла Снежана.
Она бесцеремонно плюхнулась на бабушкино полотенце. В неизменном бежевом платье, смуглая, восхитительная.
– О чем задумался?
– О разном. – Юра приподнялся на локтях. – Я вчера ночью на пляж ходил.
– Чего же в гости не зашел?
– Да ты спала, наверное.
Глаза Снежаны были океаном, и Юра тонул. Он не знал, что тонуть так приятно.
– Я никогда не сплю, – сказала Снежана. – Ночами я плаваю в темных водах. А днем загораю. – Она накрутила влажный локон на палец. – Твоя бабуля не против нашего общения?
– Чего бы ей быть против?
– Мамы и бабушки мальчиков обычно чувствуют, кто я. На генном уровне.
– А кто ты? – Юрин пульс участился.
Снежана озвучила очевидное:
– Вампир.
– О. – Он улыбнулся шутке.
– Не боишься?
– Я… не верю в вампиров. А еще, – он вспомнил «Дракулу» с Киану Ривзом, – вампиры боятся солнца.
– Это глупые вампиры, – парировала Снежана. – Надо приучать организм. После зимы солнце жжет как крапива. Но постепенно привыкаешь. Из года в год… – Она провела ногтем по Юриному плечу. Стало безумно хорошо. В безоблачном небе полыхало солнце. Пенились волны. На пригорке обезьяна завизжала, вцепилась в кудри рыжей девушки, и девушка завизжала в унисон. Фотограф бросился разнимать их, выкрикивая:
– Плохой Серж, плохой!
– Поплаваем? – предложила Снежана.
– Я… – В горле запершило. – Не хочется сейчас.
– Ты что, не умеешь? – Снежана искренне удивилась.
– Умею, конечно.
– Ну… как знаешь.
Снежана поднялась, ее тень накрыла Юру. Ветер облепил ситцем девичьи бедра. В груди Юры защемило.
– Вечером увидимся, – бросила Снежана.
– Где?
Снежана не удостоила его ответом. Обезьянка успокоилась, выдрав из скальпа туристки клок волос.
Бабушка сказала: сегодня у дяди Коли день рождения и они приглашены. На рынке бабушка полтора часа выбирала подарок, торговалась за каждую копейку, в итоге купила набор ножей. Юра прятал лицо под козырьком бейсболки, опасался встретить давнишнюю старуху. У обочины тетки с картонками расхваливали приезжим жилье.
– Похороните меня тут, – мечтательно произнесла бабушка. – Можно прямо в море.
Цепной пес лениво гавкнул из будки. Толстая и тощая жены сервировали стол. Их дети охотились на медведок, совали мерзких насекомых в пакет. Бабушка заплатила дяде Коле за междугородний звонок, и Юра впервые попал в хозяйский дом. Пока бабушка описывала в трубку прелести морского отдыха, Юра разглядывал прихожую и смежную комнату. Слои пыльных ковров, накрытый крахмальной салфеткой телевизор, трюмо, самодельная лежанка – груда одеял на поддонах и ящиках. В доме пахло потом и перегаром, и едва слышно чем-то еще: сыростью, черноземом, разрытой ямой.
Бабушка вручила трубку.
– Как ты, зайчик? – Мамин голос прорывался сквозь помехи, напоминающие шум волн. Словно море текло в проводах.
«Ужасно, – подумал Юра. – Мы живем в клоповнике у конченых алкашей, меня даже их дети пугают».
– Все хорошо, – сказал он вслух.
– Научился плавать?
– Ну… немного.
– Я очень соскучилась.
– И я.
– Привезешь маме чурчхелу?
– Ага.
Блуждающий взгляд Юры запнулся о трюмо. В зеркале отражался дверной проем, комната, окно. За окном маячила Снежана. Она прижалась к стеклу так, что носик расплющился, а верхняя губа задралась, обнажая зубки. Это должно было выглядеть комично, но на деле выглядело… жутковато? Снежана не мигая смотрела в дом.
– Я тоже, – выговорил Юра. – Целую.
Он отдал бабушке трубку и повернулся. Окно опустело. Ветка пихты царапала по стеклу.
Снежану Юра обнаружил в беседке: она клевала малину и насмешливо наблюдала за стараниями дядь-Колиных невесток. Толстая и тощая жены загружали тарелками стол, зыркали на родственницу негодующе. Радушие проявил дядя Коля.
– Спасибо, что пришла.
– Как иначе? Мы же семья.
Юра, гуляющий по двору, подумал, что Снежана прикалывается над стариком. Как это? Иронизирует, вот.
– Семья, – раздраженно аукнулась толстая жена.
«Толстые и тощие жены, – понял Юра, – презирают молодость, независимость и красоту».