Истории Ворона

Стемнело, в беседке зажгли лампочки. Дядя Коля, надевший к празднику рубашку, сидел во главе стола. Другой край стола достался Юре – он просил бабушку поменяться местами, но та сослалась на больную ногу: сиди, где сидишь. Юре было дискомфортно: чужой на чужом пиру, сбоку припека. Утешало лишь присутствие Снежаны. Зажатая между Юриной бабушкой и толстой женой, Снежана чувствовала себя отлично, улыбалась и открыто, в упор, но без наглости, рассматривала родню. Как неведомых зверушек рассматривала и умилялась.

На столе стояли вареная картошка, овощной салат, кабачковая икра, жареное мясо. Мужчины пили водку, женщины – коньяк, дети – компот. Юрина бабушка забрасывала в себя рюмку за рюмкой, она разрумянилась и все заводила разговоры: о политике, о пенсии, о каких-то унылых вещах. По большей части это были монологи; семья дяди Коли ела в гробовой тишине, даже близняшки и пузатый карапуз. Только вилки цокали о фаянс, стучали стопки, чавкали мокрые рты, Вовочка вонзал пальцы в арбуз, вынимал красную мякоть и жрал – именно жрал, – капая соком на штаны.

Юра прожевал мясо, жесткое и волокнистое, сглотнул, перехватил взгляд Снежаны. Она, тайком от родичей, вывалила язык и закатила глаза. Юра хихикнул.

– Дорогие мои! – Бабушка попыталась встать, но уперлась в столешницу и села обратно. – Пью за вас! За хозяев.

– За хозяев! – хором прошелестели Вовочка, Сашенька, их супруги. Близняшка (та ли, с кроликом, или вторая?) вынула из кармана медведку и пустила ее гулять по клеенке.

– Мы будем петь, – пробасил дядя Коля.

Родня оживилась, заерзала, бабушка захлопала в ладоши:

– Обожаю петь.

Снежана нырнула под стол и вылезла возле Юры. Положила ладонь ему на темечко.

– Мы посмотрим телевизор, – объявила она.

– Ба?

– Ступайте. – Бабушка пригубила коньяк. Ее глаза горели. Вокруг жужжала мошкара, порхали мотыльки.

– Малышня! – позвала Снежана.

Близняшки и младшенький послушно выбежали из беседки.

В гостиной хозяйского дома Снежана включила телевизор и рухнула плашмя на лежанку, укутанную пледами и овчиной. Дети последовали ее примеру. Юра замешкался, но Снежана поманила пальчиком, и он втиснулся между Снежаной и внучкой дяди Коли. Овчина пахла мокрой собачьей шерстью. Запах сырой земли струился откуда-то снизу, из-под лежанки. Юре было плевать. Его плечо касалось плеча Снежаны, рассыпавшиеся локоны щекотали шею, он втягивал ноздрями аромат ее волос…

На лобастом экране Зена, королева воинов, сражалась с врагами. Снежана закинула за голову руку и потрепала Юру по шевелюре, скользнула пальцами по его мочке. Он повернулся, внутренне захлебываясь от переизбытка эмоций. Под боком завозились близняшки. Снежана улыбнулась игриво.

– Смотри кино, – шепнула она.

Но он смотрел на ее профиль, на ее загадочную улыбку, и было так хорошо лежать в вонючем гнезде, что хотелось умереть от счастья.

В комнату он вернулся один – бабушка еще праздновала. Упал на койку и моментально вырубился. Ему приснилось, что он отодвигает занавески в этой же душной каморке, а за окном, в свете луны, танцуют люди: Сашенька и Вовочка, толстая и тощая жены. И бабушка танцует с ними, и все почему-то голые. Бабушка извивается, судорожно выплясывая, раскорячивается и трясет отвислыми грудями. За грязным столом восседает дядя Коля, он ухмыляется. Рот его весь в крови.

Впервые Юра проснулся раньше бабушки. Сел в постели, протер глаза. Часы показывали начало двенадцатого.

– Ба?

Бабушка заворочалась на койке.

– Ба, мы проспали. Полдень почти.

Невнятное бормотание в ответ. Юра натянул шорты и футболку и вышел на крыльцо.

Погода испортилась, небо заволокли тучи. Сильный ветер дул с побережья. Юра насупился, заметив красные потеки на асфальте. Потопал к умывальнику, смочил обмылок под струей.

– Эй ты!

Звали из летней кухни. Юра надеялся, не его.

– Ты, ты. Поди сюда.

Мысленно чертыхаясь, Юра двинулся к кухне. Его учили слушаться взрослых.

– Доброе утро, – выговорил он. Желудок совершил опасный кульбит.

Вовочка сидел в полумраке, страшный как смерть, с восковым одутловатым лицом. На коленях его лежала куча окровавленного меха, некогда бывшая кроликом. Кишки свисали из прорехи в кроличьем животе. Вовочка монотонно тыкал ножом в тушку. Юра не знал, как разделывают кролей, но был уверен: не так. В свободной руке Вовочка держал опустошенную на треть бутылку водки.

– Как тебе у нас? – хрипло спросил Вовочка.

– Хорошо. – Юра таращился на тушку.

– У тебя батя есть?

– Нету… – Юра молил, чтобы бабушка вышла во двор и забрала его от этого психопата.

– Безотцовщина. – Вовочка припал к горлышку. Водка забулькала, проваливаясь в его бездонную глотку. Вовочка вытер губы о предплечье.

– Потому ты такой?

– Какой? – робко спросил Юра.

– Хлюпик. Слюнтяй.

– Я не хлюпик. – Его слова прозвучали так, будто он король хлюпиков.

– Я не хлюпик, – передразнил Вовочка. Лезвие ткнулось в черепок бедного кролика. – Не хлю-ю-юпик. – Он резко выбросил руку вперед. Юра отпрянул. – Выпей.

– Не хочу.

– Иди сюда и выпей со мной.

– Мне нельзя.