Куколка смутно чувствовала, что весь этот разговор имеет конкретное направление, у него есть лейтмотив и определённый фокус. Но она никак не могла взять в толк, что на уме у этого человека, что его тревожит, что он никак не может забыть. Рано или поздно ответы на эти вопросы станут очевидны, нужно только набраться терпения и ждать. Чтобы больше не слушать сплошные вздохи и сетования, она решила сменить тему и задала конкретный вопрос: когда выйдут в свет его мемуары? Работа над ними полностью завершилась или ещё есть, чем их дополнить?
Чуньюй Баоцэ задумался, а потом ответил:
— Может, ещё когда-нибудь дополню. Я думаю, это будет трёхтомник. Кстати, милая, как считаешь, какое имя ему лучше дать?
Куколка, уже нарисовавшая себе в воображении три книжных тома в кожаных переплётах, ответила:
— Так и назовите — «Мемуары»! Уже само это слово взволновало меня, на ум пришла строчка из стихотворения: «Мне припомнились дни отдалённой весны»[19]
.Чуньюй Баоцэ хмыкнул:
— Я пока ещё не в том возрасте, мой возраст другой — «Мне припомнились дни постоянных страдальческих стонов».
Пока они разговаривали, постучалась и вошла начальница смены Застёжка и доложила, что хозяина хочет видеть генеральный директор Подтяжкин и сейчас он в Восточном зале.
— Тогда так и сделаем, — подытожил Чуньюй Баоцэ, обращаясь к Куколке, и вышел следом за Застёжкой.
Пока Застёжка шла впереди него, он успел рассмотреть её зад и счёл его огромным. И как начальнице смены управиться с хозяйственными делами и с подчинёнными, с такой-то неповоротливой тушей? Он нагнал её и сказал:
— Эй, послушай, сделай-ка задницу свою чуть поменьше.
Лицо Застёжки залила краска стыда, на лице было написано полное непонимание.
— Я говорю, похудеть бы тебе не мешало.
Всё время, пока они поднимались в лифте, Застёжка, закусив нижнюю губу, не смела поднять головы. Подтяжкин уже ждал их у лифта, растопырив пальцы, унизанные кольцами из бирюзы, и раскрыв рот, как старый пёс, страдающий одышкой. Чуньюй Баоцэ махнул ему рукой, и они вместе вошли в Восточный зал. Застёжка послала за чаем.
Подтяжкин положил свой пухлый портфель из чёрной кожи на чайный столик, а затем протёр очки. Приходя сюда, он всегда совершал один и тот же набор движений, производя впечатление чрезвычайно занятого человека. Чуньюй Баоцэ, внимательно наблюдая за ним, заметил, что щетина у него больше чем наполовину поседела, а на мясистом носу появилось несколько поперечных складок, какие можно увидеть разве что на хоботе у слона. Он прервал внука, который судорожно искал материалы в портфеле:
— Докладывай.
Однако Подтяжкин продолжал поиски:
— Нет, я хотел вам показать один утверждённый документ.
— Что за утверждённый документ?
Наконец Подтяжкин отыскал нужную бумагу и придвинул её вместе со стопкой материалов к хозяину. Тот пробежал их глазами и понял, что это план корпорации по развитию нескольких прибрежных деревень; там была целая подборка многократно исправленных проектов, а рядом лежал отдельный лист бумаги с печатным текстом: «Резолюция руководства». Он невольно стал серьёзным, поднёс бумагу к лицу и внимательно рассмотрел.
— Вы, может быть, не верите? Но это и вправду его подпись! — хихикая, отметил Подтяжкин.
Конечно, Чуньюй Баоцэ верил, он прекрасно знал почерк этого человека. Но он и не представлял себе, что всё столь быстро устроится и проект удастся продвинуть до такой стадии.
— Слов в документе немного, а выражения-то какие: «назидательный пример в процессе урбанизации», «пример», вы поглядите! — разъяснял Подтяжкин, тыча в бумагу пухлыми пальцами.
Чуньюй Баоцэ перевернул бумагу лицом вниз и спросил:
— А в городе как на это смотрят?
— С ними легко договориться. Некоторые питают к У Шаюаню особое расположение, поскольку он изменил бедную деревню. Дальше всё просто, им пора поторопиться с исполнением, перейти к конкретной реализации. Что до нас, то мы немедленно озвучим свою позицию, что мы «берём всю ответственность на себя» и «доброе дело готовы выполнить должным образом».