Истории замка Айюэбао

У Шаюань улыбнулся. Чуньюй Баоцэ нечасто видел его улыбку. Да, у этого человека были все основания радоваться. Услышав слово «советоваться», Чуньюй Баоцэ удивился самому себе: и как это он раньше не обратил внимания на тот факт, что они — близкие друзья, которые всё между собой обсуждают, а значит, решительный отпор У Шаюаня корпорации «Лицзинь» не обходится без поддержки фольклористки. Вот уж действительно неразлучная парочка. Он осмотрелся вокруг в поисках той диковинки, о которой упоминала замдиректора, а именно — о наполовину вышитых уточках-неразлучницах. «Нет, такие вещи, даже если они существуют, наверняка скрыты от посторонних глаз», — сказал он сам себе, невольно скользнув взглядом по лицам обоих друзей. Ничего необычного: ни тебе пылкой любовной страсти, ни желания — всё запрятано так надёжно, что ничем себя не выдаёт. Его всё сильнее мучила жажда: последствие выпитого алкоголя и других факторов. Большими глотками прикончив кофе, он налил себе чёрного чаю. Производство — Шри-Ланка, вяжущий, терпкий вкус.

— Мне о стольком нужно у вас спросить, проконсультироваться, вот только боюсь отвлекать вас от работы, — скромно обратился Чуньюй Баоцэ к женщине, понизив голос.

Оу Толань повернулась к нему. Шея у неё была длиннее нормы, белоснежного цвета и походила на овечью. Точнее, она снова напомнила ему альпаку. Её рот с блестящими зубами растянулся в снисходительную, дружелюбную улыбку:

— Не стесняйтесь, приходите в любое время, я буду вам только рада.

Чуньюй Баоцэ в глубине души горько усмехнулся: «Вот именно что „вам“, то есть приходить нужно только вдвоём, а не мне одному». Он сразу же осознал разницу между собой и У Шаюанем, который мог приходить сюда, когда ему вздумается. К тому же эти двое, было дело, плавали в море практически без одежды. Лето, белый песочек, прекрасное солнце — всё словно толкало их друг к другу в объятия.

— Я часто вспоминаю, как прошлой зимой слушал у вас здесь рыбацкие запевки; по возвращении домой я тогда провёл кое-какие исследования. Оказывается, в здешних местах, то есть на западе и на востоке полуострова, и тем более на том острове, что видно отсюда, запевки очень сильно различаются и ладами, и текстами. Тогда я понял, почему запевки представляют собой целую науку… — Чуньюй Баоцэ говорил неспешно, придавая как можно больше веса каждому слову. Он не казался таким уж профаном в данной области, который говорит о том, чего сам не знает.

Оу Толань потянула носом, как обычно делают зимой при резком ветре и холоде. Она сжала губы, глубокая вытянутая ямочка над верхней губой зашевелилась, крылья носа затрепетали. Это означало, что она внимательно слушает.

— Это так, ведь они непосредственно связаны с рыбацким делом, а также с географией и народными обычаями, мы говорили об этом тогда, зимой. Недавно я привела в порядок записи запевок, собранных на восточной оконечности полуострова, — они и впрямь совсем другие, — сообщила она.

— Все запевки рождаются в процессе производственной деятельности, однако имеют не только практическое назначение… — процитировал Чуньюй Баоцэ вычитанную в книге мысль.

Тут вмешался У Шаюань:

— Ну разумеется, это ещё и воплощение искусства, порождение эстетики. Однако это уже теоретические вопросы, которыми занимаются исследователи, а рыбаки в море не задумываются о таких вещах.

Чуньюй Баоцэ повернулся к нему и почувствовал, что этот очкарик — истинный книголюб, раз он так запросто вставляет в речь такие умные слова, как «эстетика», при этом в его устах они звучат естественно и вовсе не вульгарно.

Оу Толань с серьёзным видом кивнула:

— Так и есть. Правда, когда рыбаки исполняют запевки, в первую очередь это приносит радость им самим, они наслаждаются своим представлением и плодами своего труда.

— Ловля рыбы — это не представление, — заметил У Шаюань.

— Погрузившись в исполнение запевок, они испытывают душевный подъём, доходящий порой до самозабвения. От деревенских я слышала, что если вокруг рыбака, исполняющего запевку, собираются зрители, то его голос становится громче, иногда он может вставить в песню что-то от себя. Разве это не характерные черты представления? — возразила Оу Толань.

Рдевшие уши У Шаюаня незаметно потеряли свой красный цвет, голос его становился всё звонче:

— Самозабвения? Я никогда не слышал, чтобы рыбак, увлёкшись исполнением запевки, отложил в сторону своё основное дело; как раз напротив — чем увлеченнее он поёт, тем усерднее трудится, рыба в сетях так и плещется, он её кучами вытаскивает, и на циновке вырастает целая гора улова…

Чуньюй Баоцэ удивился желанию этого человека показать своё превосходство: даже в споре с такой привлекательной женщиной он хотел непременно оставить за собой последнее слово! Лишь потом он понял, что У Шаюань нарочно дразнил её, и это было лишь замаскированным хвастовством их близкими отношениями. Прикинувшись, что ничего не понимает, он спросил У Шаюаня: