История

*** В Константинополе было несколько старинных памятников, с судьбой которых народ суеверно связывал судьбу самого города Константинополя и даже всей константинопольской империи. Некоторые из них были украшены барельефами, представлявшими разные исторические или поэтически вымышленные события и картины. Утратив подлинную мысль, которую в свое время соединяли с этими памятниками и барельефными изображениями поставившие и соорудившие их лица, народ в благоговении к древности во времена упадка искусств и общего суеверия придал им мистическое значение некоторого рода амулетов (φυλακτηρίων) или талисманов, которые будто бы при самом основании города поставлены были по указаниям сивилл в сбережение и охранение его от всяких вражеских покушений и действительно оберегали вернее всех стен, рвов и других средств обороны. Народ был убежден, что пока эти памятники целы, до тех пор торжество его над врагами будет несомненно, хотя бы временно враги и получали некоторый перевес, — что все, изображаемое ими, с течением времени должно непременно исполниться, как непреложное слово Божие. Поэтому он считал их также не только оборонительными, но вместе пророчественными, или предвещательными талисманами города (στοιχειώδη τς πόλεως φυλακτήρια). Так называли эти памятники и так смотрели на них не только простые люди, но и люди по своему времени ученые, воображавшие стоять выше народных суеверий и предрассудков. Так называет их и наш автор, нисколько не отвергая возможности их мистической силы и во всяком случае признавая в политическом отношении весьма серьезным существование подобного понятия о них в народе. Об этих-то, собственно, памятниках он и говорит в настоящем месте.

* О Таврской площади и местоположении на ней описываемого теперь автором памятника см. Дюканжа Const, Christ. lib. 1, pag. 65—68.

** Мифологический конь, родившийся из крови свирепой Медузы, обезглавленной Персеем.

*** Веллерофонт — одно из лиц, упоминаемых в Илиаде, (см. песньVI, ст. 155—220), оклеветанный и коварно подвергаемый своими противниками всем возможным опасностям, но невинный, не знающий даже всех своих врагов и при всем том всегда торжествующий, непобедимый и счастливый герой. Константинопольцы, конечно, желали видеть в его изображении олицетворение своего собственного города или государства.

4* Илиады песнь XIII, ст. 279—283. Мы привели это место по безукоризненно точному переводу Н. Гнедича.

* Города Фракии.

** Под этим неопределенным заглавием помещается известная так называемая книга о статуях города Константинополя. Эта маленькая книга, или статейка, признана боннскими издателями истории Н. Хониата принадлежащею его же перу; но мы не решаемся разделять их мнение. Значительная часть ее объема, именно все, что заключается в § 1-м и второй половине четвертого, представляет собою извлечение из истории Н. Хониата с вариантами совершенно похожими на те, которые при переводе его истории помещены нами между подстрочными примечаниями. Сверх того в других параграфах встречаются также выражения и заметки, целиком вырванные из того же источника. Уже это обстоятельство указывает на ее постороннее происхождение, потому что вся история Н. Хониата так старательно отделана до последних подробностей, что автор не позволил себе ни разу ни малейших повторений. Между тем язык, которым написана статья, при тождестве некоторых отдельных слов и выражений, исключительно свойственных истории Хониата, в целом далеко не представляет ни того искусственного изящества, ни той безукоризненной правильности в словосочетании, которыми всегда неизменно отличается язык истории. Мы ни разу не заметили, чтобы Н. Хониат дозволил себе употребить, например, такие выражения: (Θωμάσιος) ν δ κα λεΐος ξυρ̣ τ τοΰ προσώπ δαφος, или: (θνη) φονντα κατ’λλήλων, и тому подобные. Наконец, легкий тон статьи и резкая непочтительность в выражениях на счет наружности лиц латинского духовенства также не в его духе, потому что он серьезен даже в своих поэтических отступлениях и, привыкши уважать достоинство во врагах, скорее дозволяет себе употребить резкое выражение о чем-нибудь своем родном, отечественном, нежели тупо глумиться над иноземным, которое ему чуждо и самые недостатки которого поэтому не затрагивают его душевной боли. Таким образом, независимо от обстоятельств, бывших причиною долгой неизвестности этой статьи, по признакам, которые она носит сама в себе, мы думаем, что она принадлежит тому же времени, когда получила свое начало большая часть вариантов истории Н. Хониата, если только не все они такого же происхождения, т.е. когда греческая империя сделалась жертвой врагов, налетевших не с севера и юга, как говорит Н. Хониат, а с запада и востока, как замечает его комментатор (см. примеч. *** на стр. 409 второго тома), — и написана каким-нибудь греком, получившим школьное латинское воспитание.